Милый Эп

— Да так вышло.

— Забавно… А как ты-то решил драться? — удивился я внезапной Авгиной задиристости.

— А что? Думаешь, тихий, так и драться не умею! Я, брат, залимоню — эхо пойдет. Меня батя с топором такой самбе научил, что ого-го!.. Я не потому тихий. Просто я самого города побаиваюсь. Я ведь тут вроде гостя, а в гостях знаешь как — не шибко-то… Вон бог, скажут, а вон порог, и дуй в свою берлогу. А мне пока нельзя обратно, мне сперва надо — во! — Шулин сжал кулак и вздрогнул всем своим напрягшимся телом. — А сегодня, не знаю с чего, вдруг почувствовал себя маленько дома. Да-да! Ну, и решил… Да и зефовская морда больно уж постылая, ломается, как этот!..

Я все понял и почувствовал к Авге странную нежность, какую, наверно, можно испытать к девчонке, и в порыве чуть не сказал, что в субботу мы с ним идем к Садовкиной на день рождения, а это значит, что он уже вполне свой человек среди нас, но осекся. Во-первых, Авга еще не приглашен, а во-вторых, пусть он не догадывается о моем вмешательстве в это дело. И я лишь одобрительно потрепал Шулина за плечо.

А вокруг все сверкало, была теплынь, текли ручьи. Я радостно сдернул берет и распахнул куртку, как бы говоря всем: берите меня, я ваш!.. Перед сквером ремонтировали фонтан, по лужам на трехколесиках раскатывали малыши, а на скамейках осторожно, на газетках, посиживали улыбающиеся мамы и бабушки. Из школы и в школу шагали яркие, разноцветные девчонки, размахивая кто портфелями, кто сумками с надписью «Аэрофлот», а кто нес папки на «молниях», прижимая их к груди, как новорожденных. Я представил, как Валя спешит сейчас домой, вот так же болтая с подружками, и меня вдруг прямо кольнуло, я почувствовал, что Валя вот-вот позвонит мне, явится домой и тут же позвонит. Я подхлестнул Авгу, и мы побежали.

Мама закрывала квартиру, когда я по-собачьи стелясь над ступеньками, взлетел на пятый этаж.

— Мам, никто сейчас не звонил?

— Папа.

— Нет, мне.

— Тебе и звонил. Во-первых, после обеда придет дядя Гриша, отдашь ему чертежи, они у папы на столе. Во-вторых, обед готов, а в-третьих, ни шагу из дома, пока не выполнишь во-первых. Все понятно?

— Да. Как с папой?

— Следствие возобновили.

— Опять следствие?

— Радуйся, чудак. В нашем положении и это выигрыш. Почти из-за решетки выскочил. Ну, я пошла.

Я сначала проверил, работает ли телефон, а потом сел напротив него на пол, прямо тут же, в коридоре, привалился спиной к стене и стал ждать Валиного звонка, повернув голову к ходикам в гостиной. Я ничего не хотел делать, только ждать. Маятник качался чинно и деловито. Я подсчитал, что тридцать качаний дают минуту, и продолжил счет… На одна тысяча двести девяносто пятом колебании телефон зазвонил. Я рванулся, но онемевшие ноги подкосились, и я едва удержался за косяк.

— Квартира Эповых, минуточку! — хладнокровно отвечал Меб.

— Да-да! — прохрипел я, с трудом дотянувшись до трубки.

— Аскольд?

— Он самый.

— Это я, Валя!

— А-а, привет!

— Привет! Что там с тобой?

— Да так.

— А кто это басил, отец?

— Нет, мой робот Мебиус.

— Как робот?

— Ну так. Маленький, самодельный, на столе стоит и первым трубку хватает.

— Правда? Ой, как интересно!

— А что со Светланой Петровной? — спросил я, более или менее почувствовав под собой ноги.

— Все нормально, но в школу она больше не придет, пока не родит. Вместо нее уроки у вас будет вести Амалия Викторовна, наша англичанка из седьмой школы. И знаешь, что я тебе звоню? Твои пары можно теперь легко исправить!.. Но мне неловко объяснять все по телефону. Надо встретиться.

— Давай! — выпалил я. — А когда?

— Когда хочешь.

Брякнул дверной звонок.

— Минутку, Валя!

На ватных ногах, пронизанных колючими мурашками, я неуверенно подковылял к двери и открыл ее. Это был дядя Гриша, низенький, как карлик, но цилиндрически округлый.

— Здорово, Аскольд! — сказал он, улыбаясь. — Как оно? Где-то тут твоего бати чертежи. Ты в курсе?

— В курсе, дядя Гриша! — Я принес два большущих альбома. — Вот… Вы сейчас куда?

— На комбинат.

— Не прихватите меня?

— Валяй. Я внизу обожду.

Дядя Гриша вышел, а я припал к трубке.

— Слушай, Валя, сколько на твоих?

— М-м, два семнадцать.

— Выходи ровно в два тридцать! — приказал я. — Все поймешь! Живо одевайся! Пока!

Когда вырулили на проспект, я спросил:

— Дядя Гриша, можно маленький крюк?

— Куда?

— Влево.

Машина с прискоком перемахнула трамвайную линию, пронеслась мимо парка и тормознула против Валиного дома. Я только хотел попросить дядю Гришу подождать минуту-две, как Валя появилась на крыльце, в красных сапожках, красной шапочке и в сиреневом плаще. С птичьей быстротой глянув туда-сюда, она ловко перебежала по кирпичам лужу у подъезда, и тут я, выскочив из кабины, крикнул:

— Мы здесь!

— Ой! — пискнула она.

Радостным жестом, смущенно улыбаясь, я предложил ей одноместное сиденье в кабине, отделенное от шоферского теплым бугром мотора, нескладно подсадил, а сам запрыгнул в будочку, которая соединялась с кабиной окошком без стекла. «УАЗик» круто развернулся, и нас тут как не бывало.

Валя обернулась ко мне, сияя.

— Вы меня прямо как похитили!

— Джигиты!

— А куда мы?

— В глушь, в Саратов, — ответил я.