Когда за женой надзирателя захлопнулась дверь, Селина поняла, что осталась совсем одна и в целом свете некому ей помочь. На кого она могла рассчитывать, если сам французский король объявил ей войну? Никто из знатных вельмож, приближенных ко двору, и пальцем не пошевелит ради спасения опальной протеже ныне почившего монарха, к тому же, если предполагается, что она и убила его? У нее почти не осталось родственников: дальние поспешат откреститься от нее, а нынешний герцог де Лодвиль вряд ли покинет Англию, чтобы позаботиться о внезапно свалившейся на голову племяннице… В монастыре сестра Анна не преминет навсегда отвратить от нее и тех, с кем она дружила, и тех, кто хотя бы просто симпатизировал ей. И он, ее враг, ее наизлейший враг, зная все это, предлагает ей защитника! И тут она вспомнила их разговор, состоявшийся в первый день ее приезда: «Если вы надеетесь найти себе развлечение за мой счет, то у вас ничего не выйдет» — «А это мы еще посмотрим». Неужели все это — часть хорошо продуманного плана? Неужели он выиграл это последнее и решающее сражение между ними?
Защитник Селины действительно пришел на следующий день, как и обещала Бланш. Это был высокий, темноволосый молодой человек приятной наружности, который отрекомендовался как Жак Линье. Селина предложила ему стул и из-за отсутствия иной мебели присела на краешек кровати.
— Мне сказали, что я должен защищать вас, мадемуазель, однако, детально изучив ваше дело сегодня утром, я вынужден признать, что это будет очень нелегко.
— Скажите прямо — невозможно, — поправила его Селина. — Я не понимаю, зачем понадобилось присылать вас ко мне, разве только для того, чтобы соблюсти все формальности.
— Вы не должны отчаиваться, мадемуазель де Лодвиль, — неуверенно произнес Линье. — Иначе нам никогда не победить.
— Никто не позволит нам победить, — возразила девушка. — Будьте покойны, мой смертный приговор давно подписан, и после того, как он будет объявлен — я попаду в лапы инквизиции, а потом на эшафот или на костер.
— Вам необходимо знать, мадемуазель, что король настоял на том, чтобы к вам не применялись никакие пытки, — Селина удивленно посмотрела на него, а Жак Линье меж тем заметил: — Вас должны были подвергнуть и обычным пыткам, и чрезвычайным, но его величество сказал, что вы должны остаться неприкосновенны.
Девушка была поражена.
— Но церковь, как отнеслась к этому церковь?
— Я не знаю подробностей, но думаю, это не стало для нее радостным известием, — он позволил себе улыбнуться. — Ведь помимо всего прочего, вас обвиняют в колдовстве, сговоре с дьяволом и еще Бог знает в чем… Они полагают, что вы украли кольцо затем, чтобы через него навести порчу и на ныне здравствующего короля, и на его сестру…
— Ах, вот как!
— Некоторые из приближенных людей его величества также считают, что вы никакая не дочь герцогов де Лодвиль, а просто самозванка, в одночасье околдовавшая короля Карла и воспользовавшаяся этим для причинения вреда не только покойному королю, но и всей его семье, а, возможно, и всей Франции…
— О, Господи!
— Мне жаль, мадемуазель, но положение ваших дел именно таково, и вы должны о нем знать. Однако, сударыня, теперь и я хочу знать всю правду об этом деле.
— Что? Вы хотите знать, действительно ли я убила его величество и не являюсь ли я ведьмой и прислужницей дьявола? Вы это хотите знать?
— Именно это, сударыня, если вам будет угодно рассказать. Правда, мне с трудом верится, что вы и в самом деле в сговоре с нечистой силой, ибо ничего сверхъестественного я в этом деле не нахожу. Просто удивительно, что они предъявили вам столь нелепое обвинение.
— Ну что ж, месье Линье, откровенность за откровенность. Но мои слова не станут для вас чем-то новым или неожиданным. Я невиновна ни в убийстве, ни в воровстве.
— Но ведь это не все, мадемуазель де Лодвиль, — заметил он. — Если, как вы утверждаете, а я склонен поверить вам, не вы совершили это преступление, то вам, несомненно, известен истинный виновник.
— Да, это так, — слегка помедлив, ответила девушка.
— Тогда вы должны назвать мне его имя! — не сдержавшись, воскликнул молодой человек. — Оно будет вашим спасением!
— Нет, оно будет моей погибелью! — вырвалось у нее помимо воли. Селина испуганно зажала рот ладонью.
— Что же может быть хуже? — тихо спросил Линье.
Селина молча взирала на него.
— Вы меня пугаете, — почти прошептал он.
Она только грустно усмехнулась.
— Я не знаю, что вы скрываете, сударыня, — неуверенно продолжал Линье, — но считаю, что вам необходимо подумать о самозащите. Если же вы этого не сделаете, то два льва — канцлер и герцог Руанский — отправят вас на эшафот, или, что вероятнее, на костер.
— Но это все равно произойдет, — возразила ему Селина.
— Нет, вы не должны терять надежду! Не сдавайтесь, и вы добьетесь оправдания!
— Спасибо, месье, что вы так искренне пытаетесь спасти мою жизнь, однако завтра вы поймете всю бесполезность этой затеи.
Жак Линье поднялся и, поклонившись девушке, произнес:
— Мне очень жаль, мадемуазель.