Милый враг мой (СИ)

Селина рассказала подруге о намерении родителей познакомить ее с возможным женихом, об ужасном взрыве в замке, о гибели родителей, свидетельницей чего она стала, о незнакомце в маске и с кинжалом, о беспамятстве и маленьком путешествии в объятиях Людовика Анжуйского. Она умолчала лишь об их разговоре с дофином, сказав Софи, что ничего не помнит, чем сильно огорчила девушку.

— Ну вот, — с ноткой недовольства в голосе сказала Софи, — а я надеялась услышать от тебя все подробности твоего знакомства с принцем.

— Да это и не знакомство было, — рассмеялась Селина, — ведь он представился мне, а я ему нет.

— И что ты теперь собираешься делать? — спросила Софи. — Отправишься в Париж?

— Да, но мне придется сделать это тайно: я не хочу, чтобы сестра Анна узнала, что я дочь герцогов де Лодвиль до того, как я поговорю с королем. Она не поверит мне, но даже если и поверит, все равно не признается в этом. Скорее объявит сумасшедшей, нежели позволит отправиться в Париж.

Страх, удивление и легкая зависть одновременно отразились в глазах Софи.

— Значит, ты совершишь побег под покровом ночной темноты, как настоящая романтическая героиня? Может быть, ты даже покинешь монастырь через окно?

— Софи, у тебя слишком богатое воображение, и ты начиталась романов о любви. Остается добавить, что под стенами монастыря меня будет ждать принц на белом коне… Ну, не хмурься, я вовсе не имею в виду Людовика Анжуйского, он не единственный принц на свете, к тому же, насколько я помню, его высочество предпочитает вороных лошадей…

Неожиданно колокол на башне оповестил окрестности об утренней молитве: его мелодичный звон раздавался далеко за стенами монастыря. Прервав саму себя, Селина воскликнула:

— Нужно торопиться. Если опоздаем, то сестра Анна может запретить мне видеться с Дэлом, а я не могу этого допустить, особенно сейчас.

— Возьмешь его с собой?

— Конечно. Ведь его подарил мне отец.

Спрыгнув с кровати, Селина потянулась за одеждой. Взяв в руки грубое домотканое платье, очень напоминающее рясу, девушка в который раз недовольно поморщилась. Ее не раздражала бедность наряда, но унылый серый цвет, незатейливый фасон и сходство с одеянием монашек сильно угнетали Селину. Сама мысль о возможном постриге в монахини, к которому ее готовили вот уже три года, вызывала подступающую к горлу тошноту. Стать монахиней? Никогда! Никогда она не вручит священнику ножницы, не наденет мрачные одежды навечно, не запрет себя в одинокой келье, а главное, не поселится здесь и не попадет под безраздельное влияние сестры Анны! Безусловно, последнее было самой существенной причиной, почему девушка возненавидела и этот монастырь, и жизнь, уныло в нем протекающую. Каждый день проходил в бесконечных молитвах, изучении Библии, заучивании никому не нужных фраз и целых отрывков из Евангелия и песен, восхваляющих Бога и церковь. Селина часто избегала подобного времяпрепровождения, за что удостоилась искреннего недовольства большинства сестер и жгучей ненависти настоятельницы. Хотя, не исключено, что ненависть сестры Анны имела совсем иные причины, о существовании которых Селина и не подозревала, но факт остается фактом: сестра Анна никогда не скрывала отрицательных чувств, которые испытывала к девушке, и бедняжке приходилось туго. Несколько раз ее запирали в погребе, лишали завтрака, обеда или ужина, но Селина была неисправима. Она продолжала сбегать со службы, похищать ключи от комнаты для занятий и монашеских келий, рисовать смешные карикатуры на сестру Анну и разыгрывать монахинь.

Повзрослев, она отказалась от подобных глупостей, однако по-прежнему неохотно посещала занятия, предпочитая им недозволенные прогулки на Дэле вне монастыря и тайные беседы с госпожой Аделью. Об их дружбе, начавшейся около двух лет назад, знала только одна из монахинь, сестра Грета, приносившая еду госпоже Адель, ибо последняя жила в полном уединении. Попав сюда вслед за Селиной, она пожелала остаться инкогнито, и мало кто знал о ее существовании. Какое-то время ходили слухи о женщине, якобы поселившейся в монастыре и укрывающейся от чьего-то гонения. Но вскоре разговоры прекратились, ибо никто не знал, кто эта женщина, осталась она здесь и существовала ли вообще. Через год после приезда госпожи Адель Селина, в очередной раз сбежавшая с проповеди, случайно забрела в необитаемую часть монастыря и наткнулась на комнату, где и обнаружила незнакомку. Любопытная девушка и истосковавшаяся по общению женщина разговорились; на вид незнакомке было не более тридцати, и ее утонченная красота поразила Селину. Женщина представилась мадам Аделью, но предупредила, что имя вымышленное, а настоящее она предпочитает держать в тайне.

— Ваше право, госпожа, — сказала тогда девушка. — И раз уж зашел разговор об именах, не обессудьте, что я сказала вам только свое имя — Селина, и не сказала своей фамилии. Не потому, что хочу сохранить ее в тайне, просто не помню своего прошлого и поэтому не смогу назвать родовое имя.

Мадам Адель поинтересовалась тогда, как она попала в этот монастырь и давно ли она здесь находится.