Мимо радуги

– Твоя правда, Лисонька! – Лена опускает руку, бросая лифчик лохушки в урну, полную бычков, харчков и прочих следов постоянных посиделок. – Вы слышали, чего требует публика, красотки? Публика хочет видеть сиськи!

Толстуха краснеет, смотрит сумасшедшими глазами на подругу, та пятится, на ходу натягивая свою одежду, пуская слезу и отрицательно мотая головой.

– Давай-давай, я буду кидать бабки только на твои сосочки, а дристучая будет подбирать, – Лена останавливает худую и за шкирку толкает ее к ногам практически голой толстухи.

Полная, во всех смыслах, лохушка, загнанная в угол, опускает голову и руки одновременно, открывая нашим глазам розовые поросячьи соски.

Антоша, воспользовавшись тем, что все внимание приковано к бедолагам, прокрадывается сзади и стягивает с толстой трусы. Мы успеваем заметить кудрявые заросли в ее промежности, прежде чем поднимается сумасшедший гогот, а толстая неуклюже пытается натянуть трусы на бедра.

– Хватит! – вырывается ломаным писком у меня из пересохшего горла. Оцепенение и замешательство постепенно проходят. Я прячу лицо в ладони, пытаясь отгородиться от этого ужаса, – сегодня я многое вижу впервые. Но игнорировать такое просто ниже человеческого достоинства.

– Не лезь, – сухо говорит Полина с каким-то отстраненным видом. Кажется, ей вообще плевать на то, что тут происходит. А остальные просто меня не слышат. Рома отвернулся и прикрыл глаза ладонью, но продолжает отпивать вермут из своего стаканчика. Алиса уже вовсю обжимается с Антошей. Третий парень вообще все время молча пьет и переписывается с кем-то по смс. А Лена, вся красная и мокрая от смеха, кидает по одной купюре в горе-лохудру.

– Ты вообще нормальная? – уже во весь голос обращаюсь к Лене. – Они тебе игрушки, что ли? Хочешь денег дать девчонкам – ну так дай! Или придумай для них работу какую, раз просто так не хочешь бабками разбрасываться! Но зачем такие унижения?!

– А вы че творите? – кричу уже на толстуху. – Деньги можно и честным трудом заработать! Неужели вам плевать, что вас так опускают?!

Но опущенной, судя по всему, и правда все параллельно. Она натянула трусы и снова стоит в полный рост с понурой головой, покорно ожидая, когда закончится этот ад и хищники отпустят ее живой.

– О, а новенькая-то у вас с гонором, – подает вдруг голос Антоша, оторвавшись от губ Алисы. – Деточка, ты тут новенькая, – говорит он мне. – Либо играешь в нашей песочнице по нашим правилам, либо вали отсюда.

– Не груби, Антоша, – заступается Рома. – Не обращай внимания, Ален. Это дурдом реально, и каждый тут сходит с ума по своему. Я тоже против этого бреда. Но ты лучше просто забей. Это их проблемы.

Музыка на Ленином телефоне выключается. Тощая собирает с земли все деньги и встает рядом с подругой в одном нижнем белье, больше не решаясь натягивать одежду без спроса. Бедные униженные девчонки, как собачонки, ждут вердикта своей хозяйки.

Я пьяна и потеряна. Гнев накатывает волной к голове и тут же сменяется беспомощностью. В висках от возмущения стучит кровь. Происходящее просто не помещается в моей картине мира. Нет, Ромочка, на такую дичь глаза закрывать мне просто не позволяет совесть.

Ко мне подходит Алиса:

– А я думала, ты нормальная телка, а ты стремно как-то поступаешь. Мы же к тебе по-человечески отнеслись, прямо как Ирина Алексеевна учила: все показали, рассказали, а ты за этих насекомых впрягаешься? – я считываю презрение в ее серых глазах.

Лена вновь включает музыку и кивает девчонкам продолжать:

– Мы еще не закончили, красоточки. У вас же две пары сисичек: а мы пока видели только одну! Вперед! За что я вам плачу?

– Да пошли вы! – я не выдерживаю и ухожу от этой долбанной компании лицеистов-извращенцев.

– Вали-вали, овца, – кричит мне вслед пьяная Алиса, – завтра еще поговорим с тобой!

Прожив всю жизнь на Болоте, я наивно полагала, что нахожусь на самом дне. Как же я ошибалась! Вот что такое настоящее дно: все эти Лены, Алисы, Антоши и принимающий все это как должное Рома. Все, я перевожусь из этой клоаки!

Алкоголь потихоньку выветривается, и я стараюсь, насколько могу, трезво оценить ситуацию. Может, я погорячилась? Лохушки сами позволяют так с собой обращаться. Какое мне дело?

Может, Рома прав: гниль воняет, и это никому не нравится. Но не можешь же ты запретить гнилому вонять или продолжать гнить?

Да, но стоять и вдыхать эти испарения полной грудью тоже не признак адекватного поведения!

На Болоте бывало всякое, что не чуждо человеческой природе, но то, как беснуются эти мажоры, – это уже не по-людски. В самом воздухе вокруг них веет какой-то скверной. Я никогда до такого не опущусь!

Домой идти неохота. Наверняка от меня еще несет перегаром, да и настроение ни к черту. Иду в садик. По дороге захожу в киоск, покупаю у теть Зины пачку сигарет "More".

В беседке замечаю Никиту: он машет мне рукой. Машу в ответ и сажусь рядышком.

– Привет, красавица, – говорит Никита, – как день прошел? Что нового? Слышал, ты в лицей к богатеньким буратинам перевелась?