Одним мощным движением он рванулся вперед — и лоно Линдсей пронзила острая боль. Девушка почувствовала, как то твердое входит внутрь ее и продвигается все глубже, оставляя за собой боль и жгучее ощущение, будто ее плоть раздирается надвое. Она закричала.
— Линдсей! — В голосе Эдварда звучало отчаяние и изумление. — Линдсей! Что это, во имя всего святого? Я уже не могу остановиться.
Новый рывок — и внутри девушки что-то разорвалось, но в следующий миг Эдвард уже оставил свою жертву и вскочил на колени рядом с ее безвольно обмякшим телом.
Не в силах даже плакать, Линдсей лишь жалобно всхлипывала.
— Боже мой, что я наделал! — вскричал виконт. — Но зачем? Зачем ты сказала, что… О Господи! Нет! Нет!
Вскочив, Эдвард поспешно отворил дверь к себе в спальню. Снова упав перед Линдсей на колени, он взял бедняжку на руки и как можно осторожнее, боясь опять причинить ей боль, отнес ее на кровать, откинул одеяло, бережно уложил ее на белую простыню и накрыл.
Вода, которую Стоддарт подал для вечернего умывания, еще не успела остыть. Виконт торопливо схватил салфетку, налил в миску немного воды и поставил на тумбочку возле кровати.
Линдсей безмолвно глядела на него. Ее огромные синие глаза напоминали ночное небо при восходе луны.
— Зачем ты сказала мне, будто это твой ребенок? Она молчала, все так же глядя на мужа. Покачав головой, Эдвард снова приподнял одеяло. Вид прелестного обнаженного тела, такого хрупкого и нежного, наполнил его благоговейным восхищением — и отвращением к себе самому. Ведь видно же было, что перед ним — сама невинность, а он не поверил собственным глазам и надругался над ней. Он вел себя гнусно, непростительно, он недостоин того великого дара, который предлагала ему Линдсей, — доверия.
Что бы там ни было с этим ребенком, это может и подождать. Сейчас девушка слишком потрясена и измучена, чтобы что-либо объяснять. Да, впрочем, она и не обязана ничего объяснять, если сама не захочет — особенно после того, что он с ней сделал.
Смочив салфетку, Эдвард протер лицо Линдсей, дюйм за дюймом омыл ее шею, плечи, безупречную грудь. Но когда попробовал чуть раздвинуть плотно сжатые ноги, она закричала и закрыла лицо руками.
— Все хорошо, родная. Не бойся. Я хочу только умыть тебя.
Девушка немного расслабилась, и виконт узрел, что он натворил. Намочив новую салфетку, он тщательно вытер кровавые дорожки, страстно желая уничтожить все следы страданий, причиненных девушке его вероломным поведением.
— Спи, Линдсей, милая. — Он снова укрыл ее. — Тебе больше нечего бояться.
Он уже повернулся, чтобы уйти, но дрожащий голосок с кровати остановил его: — Не бросай меня.
— Что ты сказала? — Должно быть, он ослышался!
— Пожалуйста, не уходи. Нам еще так много надо узнать друг о друге, Эдвард. Ничего, если ты ляжешь рядом со мной?
Виконт вернулся. Бедная девочка. Наверняка она просто бредит после перенесенного потрясения.
— Никто тебя больше не обидит.
— Нет. — Она покачала головой и протянула ему руку. — Что сейчас произошло? После этого у женщин и появляются дети, да?
У Эдварда все так и перевернулось внутри от жалости.
— Не думай больше об этом.
Вот глупец! Сам лишил себя такого сокровища.
— Обними меня. — Голос у нее стал сонным.
Боясь, что в любой момент Линдсей может опять разрыдаться, Эдвард устроился рядом с ней под одеялом. Девушка уютно прижалась к его груди, обвив руками шею и уткнувшись лицом ему в плечо. Виконту показалось, что у него вот-вот разорвется сердце — это ведь из-за него Линдсей сейчас так похожа на больного, обиженного и беззащитного ребенка, тянущегося к ласке и теплу.
Он бережно погладил ее по волосам.
— Любимая моя. То, что сейчас произошло, совершенно возмутительно. И я должен буду сам пожинать плоды того, что натворил.
На несколько часов Линдсей забылась прерывистым, беспокойным сном и при любой попытке Эдварда тихонько встать лишь сильнее жалась к нему. Наконец ему удалось бесшумно выскользнуть из комнаты и принести новую ночную рубашку. Когда он натягивал ее на сонную жену, та проснулась и что-то пробормотала, но тут же заснула снова.
Лишь когда за окном забрезжила первая заря, девушка, наконец, перестала вскрикивать во сне и прижиматься к виконту. Теперь она спала глубоким ровным сном, и Эдвард надеялся, что она не проснется еще долго.
И в эти часы виконту Хаксли предстояло предпринять то, что только и оставалось ему в этой ситуации.
Глава 23
Записка лежала на подушке, приколотая изысканной сапфировой брошкой в оправе под пару кольцу, что Эдвард подарил своей нареченной перед свадьбой.
Просыпаясь, Линдсей машинально потянулась к возлюбленному — но постель была пуста. Лишь письмо на подушке, Стряхнув сон, она обнаружила, что бережно закутана в одеяло и одета в свежую ночную рубашку.
И тут ей вспомнилась минувшая ночь, Безумие, сменившееся нежностью, ярость, на смену которой пришли тихая забота и ласка, наполнившие сердце девушки любовью и сожалением. Почему она сразу не доверилась Эдварду? Отчего не открыла ему всю правду? Но теперь пришла ему пора все узнать. Иного пути нет.