Мини-модель

Испытывая смешанные чувства – веселье, радость, смущение, – я потихоньку открыла дверь своим ключом и замерла, как мышка, прислушиваясь к звукам родного дома.

Во времена моей юности и прислушиваться не пришлось бы: грозно насупленная бабушка уже стояла бы в прихожей, выразительно похлопывая по раскрытой ладони пластмассовой выбивалкой для ковров – страшным орудием наказания, которое, впрочем, никогда ко мне не применялось.

Вот Натке, бывало, прилетало по попе кухонным полотенцем или резиновой мухобойкой. Бойкая сестрица стадию поцелуев в подъезде в свое время не пропустила.

Сашка в своей комнате разговаривала по телефону. С кем и о чем – я не поняла, но голос у дочери был взволнованный.

Я уже разулась и как раз пристраивала на вешалку пальто, когда Сашка закончила свою беседу и выглянула за дверь:

– Мам, ты?

– Кто же еще. – Я сунула ноги в домашние тапочки, посмотрела на дочь и встревожилась: – Сань, что случилось?

Сашка стояла в проеме, судорожно прижимая к груди мобильный, а глаза у нее были больщущие и полные недоверчивой радости.

– Мам, французский кабельный канал хочет купить наш с Марусей фильм! – объявила она, не скрывая изумления. – Это во-первых. А во-вторых, на меня вышла одна парижская тетенька, какая-то давняя знакомая Ады Егоровны. Она сначала в личку ко мне постучалась, потом вот позвонила и… мам, она плакала! Ревела в трубку как корова, я даже не сразу поняла, что к чему, испугалась, расстроилась. А это она от радости, представляешь! Они с нашей Адой с самого детства подружками были, вместе в модели пошли, а потом насмерть рассорились и разбежались, как она думала, навсегда. А теперь она хочет увидеться с Адой Егоровной и…

Влажные Сашкины глаза вдруг сверкнули:

– Идея! Мы снимем об этом второй фильм, получится целый цикл, надо Маруське рассказать! – И она шагнула назад в свою комнату, дверь которой захлопнулась перед моим носом.

– Марусенция, у меня офигенные новости! – услышала я сквозь дверь. – Сядь и послушай, это бомба!

Я повернулась и пошла на кухню – бомбы бомбами, а чайку попить не помешает. С чем-нибудь существенным вроде вредного, но вкусного бутерброда с сырком и колбаской. Зожные диеты – это хорошо, но с такой активной жизнью, как у нас, на обезжиренном йогурте долго не протянешь.

Наконец-то Аде Егоровне сняли гипс!

По этому поводу она решила незамедлительно «выйти в свет», то есть спуститься во двор и погулять там без гипса и костылей, но в приятной компании.

Я ее поддерживала морально и физически, Сашка с подружкой снимали этот торжественный выход на смартфоны – набирали материал для нового фильма.

По ступенькам крыльца мы спускались плотной группой – не хотелось, чтобы наша звездная Гранмадам опять упала, но во дворе Ада Егоровна потребовала предоставить ей свободу передвижения.

– Нет, нет! Я сама! – Она одним твердым взглядом отвела протянутые к ней руки и медленно пошла по дорожке, опираясь на две трости сразу.

– Так себе дефиле, – глядя в спину бывшей супермодели, негромко покритиковала Сашка.

Наступать на левую ногу, только что освобожденную от гипса, Гранмадам побаивалась и потому слегка прихрамывала, но это быстро прошло. Метров через десять, шествуя мимо игровой площадки, где стало заметно тише, потому что многие детки замерли и замолчали, с интересом наблюдая за нашей процессией, старуха выровняла шаг, распрямила спину и подняла подбородок.

Мы с девчонками переглянулись. Сашка одобрительно улыбнулась, а Маруся, не переставая снимать, показала большой палец.

Вышагивая, как по подиуму, Ада Егоровна дошла до угла дома, а там вынуждена была сдвинуться в сторону, пропуская такси. Машина шла медленно, смуглый чернявый водитель приглядывался к номерам домов. Видно, кто-то нездешний приехал по незнакомому адресу.

Разминувшись с Адой Егоровной, такси проехало еще пару метров и вдруг остановилось прямо перед нами. Маруся заворчала, что ей портят картинку, а Сашка замахала руками, выгоняя машину из кадра, как козу с огорода. Чернявый водитель не обратил на это никакого внимания – он разговаривал с пассажиром.

Вернее, с пассажиркой. Та открыла дверь и выбралась из машины, тут же повернувшись к нам спиной в чуть помятом пиджаке.

Сзади было непонятно, какого возраста эта дама – модный льняной костюм и стрижка пикси, очень эффектная на совершенно белых волосах, могли принадлежать и девушке, и бабушке. Но дребезжащий голос определенно выдавал немалый возраст.

– Аделька-сарделька… – позвала дама.

Ада Егоровна медленно повернулась, дернула головой, чтобы посмотреть сквозь удачно упавшие на глаза очки, и недоверчиво спросила:

– Ладыня-дыня?

И вдруг она заспешила, отбросила трости, протянула руки, пошла, даже побежала…

– Вот это да… Вот это сцена… Сашка, подвинься, я обойду их кругом, – забормотала Маруся и двинулась с камерой в обход обнимающихся старух.

Я засмотрелась и не сразу поняла, что меня кто-то настойчиво дергает за рукав.

– А? Что?

– Дэвушка, падскажыти, тут выехать можно? – спросил чернявый и смуглый таксист.