Кукла отпустила Машу, сделала два торопливых мелких неловких шага назад и с размаху села на пол. Из дырки во лбу вился тонкий легкомысленный дымок. Словно крохотный невидимый гном сидел в голове Куклы и курил трубку. Запахло сгоревшим порохом.
Богомол повернул свою хищную треугольную башку и посмотрел на поверженную товарку, словно осмысливая, что же случилось. Казалось, он не верил в происходящее.
Это было его ошибкой. Не дожидаясь, пока «насекомое» все осмыслит, а затем поверит своим фасеточным глазам, пилот рявкнул:
– Маша, беги!
И выстрелил еще трижды, целясь Богомолу в голову и туловище. Один раз промазал, два попал.
Однако свалить Богомола оказалось не так просто. Он лишь присел на задние лапы, нелепо размахивая передними, словно пытался отбить ими летящие в него пули.
– Бах!!
«Четыре», – машинально считала Маша.
Невероятным усилием воли она сдвинула себя с места, пробежала несколько шагов и спряталась за спину храброго Ничипоренко.
Голова Богомола дернулась, на месте правого глаза возникла дыра, из которой на платформу посыпались желтые осколки и неохотно выползла, тут же застыв, густая клееобразная белесая жидкость.
– Бам-мм-уу!
Пятая пуля ушла в рикошет, отскочив от какого-то особо твердого места на груди «насекомого».
– Беги, говорю!!
– Бах! Бах!!
Теперь погас и левый глаз. Седьмая пуля, в свою очередь, перешибла сустав передней опорной лапы, отчего Богомола повело вбок.
«Хорошо стреляет, – как-то отрешенно подумала Маша. – Интересно, где научился, в армии, что ли?»
В ушах стоял звон, но сквозь него она расслышала Мишин крик:
– Сдохни, гадина!!!
Пилот выстрелил еще раз. И промазал.
Богомол дернулся, переступил с лапы на лапу, стараясь сохранить равновесие, его голова резко задралась вверх и бессильно упала. Одна из пуль, а может, и не одна, все-таки сделали свое дело, – «насекомое» затряслось, словно по его телу пропустили ток высокого напряжения, совершенно неестественно выгнулось назад, затем как бы в раздумье повалилось на бок, дернулось еще пару раз, бессильно скребя задними лапами платформу, и затихло – нижняя часть туловища на платформе, верхняя – на полу.
Пронзительный скрежет разрезал воздух, как будто кто-то с силой провел ржавым тупым ножом по стеклу. Раз и еще раз. Казалось, он шел отовсюду, и укрыться от него не было никакой возможности. И тут же вслед за ним обрушился тонкий, визгливый, обрывающий сердце и душу, свист. Так, наверное, свистел былинный Соловей Разбойник, Одихмантьев сын, на прямоезжей дороге в Киев, и застигнутые врасплох путники падали замертво…
Маша присела, зажимая уши.
Зашевелилась Кукла, поднимаясь на ноги. Вспыхнуло ярче и тут же погасло «солнце» в зале.
Теперь свет падал только из треугольного проема за их спинами.
– Беги же! – отчаянно крикнул Ничипоренко и снова дважды выстрелил, целясь в Куклу, которая уже поднялась и сделала шаг в их сторону.
Пули нашли цель. Взмахнув руками, Кукла опять оказалась на полу.
Пилот рывком поставил Машу на ноги и кинулся через проем в коридор, таща ее за собой.
Позже, сколько ни старалась, Маша не могла вспомнить подробностей этого сумасшедшего бега. В памяти всплывали какие-то повороты, извилистые, узкие и низкие ответвления, в которые они ныряли и где приходилось пригибать голову, чтобы не расшибить макушку о потолок. Абсолютно пустые кубообразные комнаты, с красочными объемными узорами непонятного назначения на потолке, стенах и полу (она готова была поклясться, что некоторые из них шевелились, словно жили какой-то своей жизнью), пандусы, обширный зал, накрытый куполом и уставленный ровными рядами странных черных одинаковых, теплых на ощупь, столбиков… И снова коридоры, пандусы, комнаты, залы.
Скрежет и свист давно смолкли. Теперь они слышали только свое частое хриплое дыхание, которого уже не хватало, чтобы обеспечить кислородом мышцы. Куда они бежали и зачем? Об этом они не думали. Наверное, инстинктивно пилот и врач искали место, где можно спрятаться, какой-нибудь островок безопасности, темный угол, схрон, убежище. Но не находили.
И ровно в тот момент, когда сил больше не осталось и Маша готова была рухнуть на пол, а там будь что будет, они, преодолев еще один короткий пандус-мостик, переброшенный через какой-то бассейн, наполненный до краев розоватой и на вид густой, словно кисель, жидкостью, сквозь треугольный проем – помешались они тут все на треугольных дверях, что ли?! – выскочили на галерею. Нет, не так.
На Галерею.
Широкая, не менее пяти метров, ничем не огороженная, она тянулась далеко вправо и влево, обвивая спиралью лежащее перед ними громадное, наполненное теплым светом пространство.
– Ох… мамочки… – выдохнула Маша и остановилась, – не могу больше, все… надо передохнуть…
Она наклонилась, уперев руки в колени и стараясь восстановить дыхание, как в студенческие годы, когда одно время активно занималась легкой атлетикой – бегом на средние дистанции и даже брала призы на городских соревнованиях.
Рядом, словно древний паровоз на полном ходу, пыхтел Миша.