Министерство мокрых дел

– Знаем мы ваше отродясь.

– Неужто слух какой прошел?

– До самой Москвы докатился, – подтвердил я. – Так что комната ваша нам не подходит.

Я в своих собственных словах логики не видел. Зато старик рассмотрел. Оно и понятно, мудрость – дело наживное.

– Допустим, – сказал он степенно. – Ну так можно не у меня остановиться. У Анны.

– Кто такая?

– Сестра моя. Могу сходить, поинтересоваться.

– Далеко?

– Шесть домов отсель.

– Мы подождем.

Ольга посмотрела на меня с сомнением. Наверное, хотела пойти вместе со стариком. Но я повторил:

– Здесь подождем.

– Я быстро! – сообщил старик, подхватываясь с лавки.

– А торопиться не надо. Не в вашем возрасте быстро бегать. Нам рекорды ни к чему. Да и не торопимся мы.

– Оно и правда. Значится, ждите.

Вышел из дома. Хлопнула дверь.

– Я против! – сказала догадливая Ольга.

– Протест отклоняется.

– Он сейчас вернется!

– Я просто трепещу в ожидании.

Я шел к ней, а она пятилась, пока не наткнулась на стол из некрашеных, затертых до блеска досок.

– Сегодня это наше королевское ложе, – прошептал я.

– Я по-прежнему против!

– Угу.

– Ты обязан прислушаться!

– Угу.

– Ты насильник.

– Я готов в любую минуту ответить перед законом.

– Юбка.

– Я осторожен.

– Не смей снимать ее с меня!

– А мне все равно, куда ее – вверх или вниз.

А дед оказался совсем неторопливым. Мы уже вышли к машине, когда он появился.

– Ждет! – сообщил издалека. – Комната, как царские покои. Пятьдесят рублев.

– За сутки?

– За двое.

– Благодатные места, – вынужден был признать я очевидное. – Они здесь еще не знают, что сколько стоит. Еще не понаехали дачники. И все здесь по-простому, по-домашнему.

– Быстро научатся, – сказала Ольга. – И оглянуться не успеешь.

Мы сели в машину. Старик пошел вперед, показывая дорогу.

– Трусики-то ты мне отдашь? – спросила Ольга.

Я выдернул из кармана белый матерчатый комок. Из окна ближайшего дома на нас смотрела женщина. Ольга смутилась и спрятала комок в перчаточный ящик.

* * *

Воскресенье выдалось солнечным, но не жарким. Мы проспали до обеда, потом бабушка Анюта накормила нас блинами. От парного молока мы отказались.

– Потому и худые такие, – сделала заключение бабушка Анюта. – Не пьете парного. На городском своем молоке совсем отощали.

Мы ушли из деревни. Миновали казавшееся поначалу бескрайним поле, вспугивая шмелей и суетливых птиц. Дальше тянулся небольшой лес, но мы не стали в него углубляться, а расположились на опушке, где изумрудная трава переливалась под солнечными лучами. За нечастыми деревьями виднелось поле, по которому мы только что прошли, а за ним темнели крыши деревенских изб. Облака набегали на солнце, закрывая его на время, и тогда все вокруг меняло свой цвет.

– Не верится, что есть такая жизнь, – задумчиво сказала Ольга.

Покусывала травинку и смотрела куда-то вдаль.

– Как будто время остановилось. В Москве за последние десять лет все перевернулось с ног на голову, а здесь об этом даже не догадываются.

– Скоро все изменится. Заповедник прекратил свое существование.

– Какой заповедник? – не поняла Ольга.

Здесь было военное хозяйство. Жизнь текла так же, как и десять, и двадцать лет назад. Ни дачников на иномарках, ни сумасшедших долларовых цен за аренду дома на лето. Теперь военных нет. Ушли. И очень скоро сюда придет другая жизнь. Та, московская. Со своими нравами и своими деньгами. И местные жители за несколько месяцев пройдут тот путь, который мы все прошли за десятилетие.

– Жалко их, – со вздохом сказала Ольга.

– Почему? – засмеялся я.

– Лучше бы они жили как прежде.

– Ты хочешь лишить их той жизни, которой живешь сама?

– Мне не нравится моя жизнь, Женя, – сказала Ольга совершенно серьезно. – Наша нынешняя жизнь… Если честно, я хотела бы вернуться в прошлое.

– Шутишь?

– Нисколько. Мне там было лучше. Перемены – это всегда плохо. Жизнь ломается.

Ей было неуютно жить, я это видел.

– Антон бы уже, наверное, писал докторскую диссертацию. Преподавал бы, само собой. И я бы тоже преподавала.

– Ты и сейчас преподаешь.

– Это не то. Вернись на десять лет назад и вспомни, что такое был преподаватель вуза.

У нее была депрессия. Случилось то, что случилось, и ей было очень тяжело сейчас. И она обращалась мыслями в прошлое. Туда, где все мы были моложе и беззаботнее, и ей казалось, что там-то и осталась ее настоящая жизнь.

Я привлек ее к себе.

– Сейчас ведь тоже неплохо, – попытался я раскрыть ей глаза на действительность. – Мы лежим в теплой траве в миллионе километров от всех, кто нас знает. Мы сами по себе, мы существуем только друг для друга.

Ольга прильнула и едва слышно прошептала:

– Рядом с тобой все представляется простым и легким…

Пауза. Вздох.

– Но даже это меня тревожит.

– Почему?

– Потому что так же легко мне было рядом с Жихаревым.

Она жила в постоянном ожидании беды. Только теперь я это понял.

* * *

В этом магазине я оказался впервые в жизни. «Продукты». Тысячи раз проезжал мимо, но не было надобности заходить. И вот зашел. Понадобилась коробка конфет.

Небольшой зал. Два продавца и кассир. И почти нет покупателей. Конфеты во втором отделе. Множество коробок самых разных.

– Здравствуйте!