Минька, или Операция «Возмездие»

— Хватает, Пётр Иванович. — После чего спросил — Вы случайно подумали не о таких людях, как Марта, которые стали преступниками под влиянием обстоятельств? Она ведь вступила на этот путь после того, как влюбилась в одного красавчика, а тот отверг её ухаживания в довольно-таки грубой и оскорбительной форме. Вот тогда-то она бросила университет и завербовалась в армию. Ну, а атлантийцам как раз и нужны были такие люди, как она, чтобы делать из них безжалостных убийц. Так что она тоже продукт их бесчеловечных планов, только иного рода. В случае с вами они хотели добиться только одного, поставить за Волгой такого генерала, у которого хватило бы способностей создать Российскую Заволжско-Сибирскую Республику и в этом смысле вы полностью оправдали их надежды, а в случае с Мартой всё было по другому. Ей была уготована ими совсем другая судьба.

Президент сердито буркнул:

— Ну, я то своей судьбой вполне доволен, хотя ради того, чтобы всего этого не случилось, предпочёл бы шоферить, а вот в её судьбу следует вмешаться Семён. Мне как, оформить это своё пожелание приказом, если не вовсе указом, или тебе этого не требуется? Когда ты устраивал военный переворот в Москве, ты даже не поинтересовался моим на то мнение.

Семён в тон президенту ответил:

— Президентский указ будет понадёжнее, Пётр Иванович. И желательно, чтобы это был гласный, а не секретный указ.

— Ну ты совсем обнаглел, парень! — Смеясь воскликнул президент Синельников — Когда же это было, чтобы я скрывал от народа жизненно важные, эпохальные, можно сказать, указы. Ну, всё, Семён, на сегодня с меня хватит. Пойдём ужинать.

Глава восьмая

Милосердие к павшим

Прибегать к железу без крайней необходимости не подобает ни врачу, ни государственному мужу — это свидетельствует об их невежестве, а во втором случае к невежеству надо присоединить еще несправедливость и жестокость.

(Плутарх)

Остров Ольхон, середина апреля 2045 года

Военная тюрьма в городе Хужире

С приближением весны сержант Марта Химмельгерц стала приходить в себя, а к середине марта окончательно смирилась со своей незавидной участью. Ей хотелось только одного, как можно скорее выслушать свой смертный приговор и побыстрее взойти на эшафот, чтобы её мучения прекратились. Правда, она боялась, что смертную казнь ей могут заменить пожизненным заключением и от этого порой приходила в ужас, так как её практически каждую ночь мучили кошмары. Перед мысленным взором этой сорокашестилетней женщины сплошной чередой проходили убитые и буквально растерзанные ею люди, в основном это были мужчины и гораздо реже красивые женщины. Будучи индиго, Марта прекрасно понимала, чем именно вызваны эти сны, но, как это ни странно, не испытывала никакой ненависти к своим тюремщикам, да, она их и не видела. Когда она просыпалась утром, на стальном столе в её камере уже был выложен в специальные углубления, заменяющие тарелки, завтрак и тюремщики сразу же побуждали её к тому, чтобы она съела его побыстрее и снова задремала сидя за столом. Когда же она открывала глаза, то видела перед собой чисто прибранный стол.

Покончить жизнь самоубийством ей не давали. Камера была устроена таким образом, что этого нельзя было сделать никаким образом. Марта, конечно, как пирокинетик и могла бы что-нибудь сделать с собой, вот только ей каким-то образом блокировали её способности как к пирокинезу, так и к телепатии, а потому ей только и оставалось, что ждать дня суда и мечтать о быстрой смерти. В это утро всё было, как обычно. Её побудили проснуться, принять душ и поменять после него тюремную робу, после чего Марта прошла в угол, села на металлический табурет-кубик и позавтракала. Завтрак, как и всегда, был очень вкусным и питательным. В это утро он состоял из яичницы с нежной, слегка обжаренной ветчиной, картофеля-фри, салата из свежих овощей и большого пластикового бокала клубничного мусса со взбитыми сливками. Когда Марта снова очнулась после завтрака, в её камере размером три на четыре метра, бежевого цвета стены которой были обиты каким-то упругим пластиком, была чисто вымыта и в воздухе приятно пахло цветами.