Минск 2200. Принцип подобия

Декстра по-прежнему нюхала воздух. Что она надеется учуять — кроме горелой тухлятины, конечно? А, ну да, из сада — персиками, яблоками-дичкой и распухшими от зноя ленивыми цветами. Может, отвыкла — в Пестром-то Квартале, по соседству с трупной ямой…

— Ловушка, — сказала Декстра.

— Что?! — Целест сжал кулаки. Инстинктивно — выброс ресурса, и знакомые лезвия, похожие на кошачьи когти, прямо из костяшек.

«Жесток к себе и другим».

— Это — мой — дом!

— Ловушка. Здесь Амбивалент. — Декстра подчеркнула последнее слово. У нее лицо сейчас в точности как перед Печатью, — передернуло Рони.

Целест рванулся, рассекая воздух костяными «когтями». Декстра отразила удар сферой — и Целеста откинуло в черную пыль, он ударился израненной половиной лица, и в дыру набился песок. Декстра наступила на костлявую грудную клетку:

— Ты подчиняешься мне, воин.

Рони переглянулся с Ависом. Тот пожал плечами: формально, да. Глава мистиков мертв, но Глава воинов все еще с ними, а Целест — всего-навсего один из ее солдат.

Целест тяжело стонал от боли. Пыль въедалась в беззащитный правый глаз, горела на заголенных остатках нервов.

Дестра окатила его водой — гидрокинез не был ее любимым оружием, но в случае необходимости огонь превращается в лед. Или, по крайней мере, в воду.

— Это ловушка, — повторила она очень спокойно. Целест по-прежнему бился пойманной рыбой, разбрызгивая теперь капли воды, и загребая локтями и пальцами землю.

— Я… я понял, — прошептал он.

— Хорошо. Рони, Авис, помогите ему.

Декстра еще раз обошла вдоль ограды — почти скрылась за углом и вернулась с увесистым камнем. Целест тем временем поднялся на ноги — не без помощи мистиков; отряхивал грязь грязными же руками. Толку немного. Лицо ныло свежей болью.

— Мой дом. Рони, ты же… веришь? Мы сюда приходили. Помнишь, к черному ходу — чтобы на стражей не натыкаться, а Элоиза гоняла за грязную обувь, а…

Слова вперемешку с мыслями, лезвиями и кровью. Рони кивал.

— Тсс, — шептал он.

— Смотрите. — И Декстра швырнула камень через забор.

Камень исчез. Просто исчез, только дрогнула рябь,

будто скверная лампочка — желто и призрачно, и погасло все. Ни стука падения, ни взрыва. Декстра покачала головой, причмокнула, словно подзывая собаку.

— Дезинтеграция. Полная. Черт, я никогда не думала, что это возможно… Амбивалент всемогущ.

— Что? — Авис почесал нос.

Она развела руками.

— Дезинтеграция. Редкость неимоверная, все пиро-кинезы и лезвия — детские игрушки по сравнению с этим. Лет сто назад была Глава воинов, Ирина, говорят, умела дезинтегрировать… а может, потом сочинили. Но здесь — вроде сферы из этой штуковины. Амбивалент всемогущ. Воистину.

— Можно как-то войти? — Целест нахмурился.

— Никак.

Молчание потрескивало — костяными лезвиями, пропитывало цветочной прохладой и смеялось по-девичьи нежно.

— Проклятье, — сказал Целест. Рони вновь уставился на ботинки, а Декстра терла лысый череп. Авис перекладывал нос со стороны в сторону.

— Моя очередь, — наконец, выговорил он.

И прежде чем возразил кто-то — задохнулся, будто подавился куском хлеба; а потом закричал — гортанно, низко, переходя на вой:

— Ты! Ты, сука, ты убиваешь нас, ты убила Тао, какого черта тебе надо!

Он хватал камни и швырял в дезинтегратор. Рони отдернул Целеста с дороги — того гляди, сшибет, и подумалось, что безумная пляска Ависа — насмешка над самой Вербеной. Когда-то Целест убил за подобное.

Теперь — смотри.

Ненавидь.

Камни лопались в воздухе — зачастую, не долетая, просто исчезали в никуда.

— Мерзкая сука! Впусти нас и дерись! — выкрикивал Авис. Он сгибался и разгибался, захватывая новые камни, потом булыжники из разбитого асфальта и некогда ухоженной мощеной дорожки закончились, и он наполнил ночной воздух пеплом и песком.

— Дерись честно, ты, сука! Вытаскивай свой трусливый зад! Ты звала его, — Авис дернул за руку Целеста, — а теперь боишься посмотреть?! Так ты просто мразь и…

Очередной всполох мелкой щебени завис над забором. Растворился.

Авис замер.

Потом согнулся пополам, будто пронзенный насквозь. Декстра кинулась к нему, за ней — Целест и Рони; Авис стоял на четвереньках, чуть покачиваясь — взад-вперед. Поднял голову — губы его были в крови.

— Я жду, — сказал он чужим голосом. Высоким голосом, женским — Вербена, без труда опознал Целест, и все внутренности скрутило спазмом. Он до сих пор надеялся — ошибка, нет никакой Вербены-Амбивалента. Выдумка. — Я жду вас. Но чтобы войти, вы должны заплатить. Одним из вас. Тем, кто войдет в ворота моего, — она подчеркнула горлом Ависа это слово, — дома.

Темные глаза Ависа вылиняли до лунной прозрачности. По подбородку текла кровь, под одеждой дергался живот, словно Авис сдерживал рвотные позывы.

— Рони. Я выбираю тебя.

37

Его схватили за оба предплечья — Целест и Декстра. Сдавили до синяков на бледной коже.

— Ты никуда не пойдешь, — прошипел первый.

— Стой, — вторая.

Рони промолчал, а когда хватка чуть ослабла, наклонился к Авису. Того «отпустило», хотя еще кашлял, выхаркивал кляксы — сгустки крови, и губы его сделались почти черными.