Минск 2200. Принцип подобия

Слава всем богам, она хотя бы одета. Бретелька черного платья соскользнула с плеча, пронзительно-светлого, как рафинад, а размазанная губная помада напоминала томатный сок — или кровь. Когда Элоиза распахнула хрупкий заслон, Целесту подумалось — не зря в старину рыжих женщин почитали ведьмами.

— Какого — черта — вы — делаете — здесь?! — У последнего слога она едва не сорвалась на визг, но прикусила эмоции до шипения. Из кабинки тянуло приторно, с горчинкой — ароматические свечи плавали в собственной расплавленной плоти. С циновок хмуро моргал давешний мальчик.

«Как его там? Кассиус?» — Целест разглядел «неудачный выбор» пристальнее. Смазливый сладенький такой, черт знает, что Эл в нем нашла. Моль бледная, вроде…

Да, вроде Рони. Только Кассиуса именуют не иначе как «платиновым блондином», а бледность — «аристократической». Вся разница в том, завернули тебя после рождения в некрашеную холстину или полупрозрачный шелк.

Целест испытал почти детское желание врезать Касси-усу… просто так.

— Ну?! Я требую объяснений! — В декольте Элоизы покачивался и вспыхивал рубин. Словно пульсация крохотного сердца, сравнил Целест, выбирая слова оправдания. В самом деле, зачем они заявились в чужой клуб, в чужую жизнь, в…

— Я нашел тебя, — сказал Рони. В его расширенных, будто у наркомана, зрачках отражался рубин и Элоиза. — Просто… нашел. Я не знал, что…

Он облизал губы.

— Прости.

— «Просто нашел», — передразнила Элоиза. Погрозила кулаком — Целесту живо представилась, как заточенные ногти выцарапывают глаза Рони, разлетаются брызги и рубин пьет живую кровь вместо тусклого света.

Она рассмеялась.

— Мальчики, да вы везде пролезете… Только следующий раз предупреждайте. Рони, очень мило с твоей стороны «найти меня», но я не терялась. Все, теперь по домам.

— Элоиза… я хотел поговорить. Госпожа Ребекка просила. — Рони не говорил — выдыхал слова, выдыхал и задыхался. Он потянулся за Элоизой. Он не возражал бы отдать глаза (руки, ноги, голову) за ее прикосновение.

Она потрепала его по щеке:

— Рони. И ты тоже. — Густо накрашенные ресницы взметнулись вверх, — Вы оба — мои братья, благодарю за заботу, но с мамой и ее кризисом среднего возраста я разберусь сама. Ладно?

Рука Элоизы — теплая. Теплый летний мед и ваниль. Рони тронул мягкую изнанку ладони, а Целест ощущал его покорную обреченность и спазм в горле — пискнуть тяжко, муторь — стыд и восхищение — и так явно, словно эмпат транслировал собственные эмоции. Или срабатывала «связь» Магнитов. Экстремальные ситуации не всегда на поле боя…

— Элоиза. П-пожалуйста…

Он ослеплен, оглушен, он вычерпал ресурс и подобен заживо похороненному. Осталось — прикосновение, мягкая кожа (если лизнуть — сладкая?). Рони так уязвим: нулевой ресурс для воина означает всего лишь невозможность сражаться, для мистика же — проницаемость и незащищенность.

Слеп, глух и обнажен. И все нервы выдернуты из кожи, словно нитки тряпичной куклы.

Таким он пришел к Элоизе, так он готов передать волю госпожи Ребекки.

— Рони… — Она попыталась высвободиться. — Рони, давай позже, хорошо? Ты нездоров. Целест, да сделай что-нибудь с ним…

Жалость — слегка брезгливая жалость. Будто к нищему, замотанному в пропитанные гноем бинты; белесые капли запятнают дорогое платье. Целест пригладил волосы, кивнул:

— Эл, нам правда…

— Я знаю. Не вмешивайтесь. Мама не всегда права, уж ты-то должен понимать. — Элоиза позволяла Рони удерживать запястье, но потихоньку отодвигалась. — В любом случае…

— Мы не вовремя. Понимаю. — Во рту пересохло, Целест отдал бы все — включая брелок-сигнализацию за пару глотков воды. Пробить бумажные двери и каменные, такие вельветовые стены, прыгнуть под дождь. Можно в реку.

— Да чего ты там возишься?

Целест вздрогнул от нового голоса. Кассиус немного тянет гласные, будто смакуя дорогое вино.

«Черт. Я совсем забыл про него… но вдруг он совсем не плохой. Родители ошибаются — кому, как не мне, знать?»

Кассиус вынырнул из-за татами из разорванных створок. Прядь светлых волос прилипла к полным губам, он убрал ее нетерпеливым жестом.

— Что они здесь делают?

— Целест мой брат. — Элоиза все-таки выдернула руку. Рони шумно всхлипнул, будто от удара в диафрагму. Он завис между Целестом, Кассиусом и Элоизой, но не вполне понимал, что происходит.

Элоиза была рядом. Где теперь?

— …А это его напарник. Иероним. — Когда назвала по имени, он двинулся к ней и ткнулся лбом в плечо. — О Боже, Рони… — Чуть не упал, когда Элоиза отодвинулась.

Кассиус изучал его и Целеста с откровенным любопытством. Целест сложил руки на груди — не собирался терпеть, что на него пялятся, словно на диковинного таракана. Мадагаскарского.

«Но Рони и правда странновато ведет себя». — Нужно аккуратно утащить его. От этой камбалы пучеглазой.

«Прекрати». Кассиус не сделал им ничего плохого. И явно побаивается Магнитов. А его темно-серый с отливом костюм, расстегнутый и чуть примятый, следы помады на шее и мордашка истинной блондинки — не повод презирать.