Минус восемнадцать

– Вот как. Да, именно. Вот оно что. Вся эта новая техника – нечто невероятное. Сам я никогда с этим не расстанусь. – Он отложил распечатку и показал свою старую нокию. – Здесь все, что мне требуется, и немного сверх того. Текстовые сообщения, сигналы и календарь. Все, что только пожелаешь. К тому же телефон никогда не разбивается, а зарядки хватает почти на целую неделю.

Именно последнего стало не хватать Дуне уже через сутки после того, как она сменила своего старого верного помощника на айфон. Но сейчас она хотела поговорить не об этом.

– Как мы будем действовать дальше?

Она посмотрела начальнику в глаза, хотя знала, что он этого не любит.

– Как нам действовать дальше? Да, у вас с Магнусом закончилась утренняя смена, и как только вы напишите рапорт, то можете ехать…

– Я имею в виду расследование. Как мы с ним поступим?

– Именно, ты думаешь о пистолетах, которые она прихватила. Да, хорошего тут мало. Как ты понимаешь, у меня нет другого выбора, кроме как подать заявление, и тогда ваш рапорт, разумеется…

– Естественно, мы составим рапорт. Я думаю о том, что с ней произошло. Откуда вся эта кровь? – Дуня показала пальцем на окровавленную футболку женщины. – Это явно не ее кровь. На женщине не было ни одной раны. Но что-то определенно произошло, так ведь?

– Так. К сожалению, мы должны проработать эту гипотезу. Делом займется следственная группа, и я, конечно, передам им вот это. – Свейструп показал распечатанную фотографию женщины.

– Ты ведь не Сёрена Уссинга с Беттиной Йенсен называешь следственной группой?

– А кого еще мне так называть?

– Иб… – Дуня не смогла сдержать вздох. – Я прекрасно понимаю, что ты несешь ответственность и принимаешь решения. Но если позволишь мне сказать, то…

– Дуня… – Свейструп снял очки, склонил голову набок и достал из запасников свою самую теплую улыбку.

Эта улыбка Дуне обычно нравилась. В отличие от очень многих коллег, Иб Свейструп был теплым и приветливым человеком. Но теперь эта улыбка вызвала у Дуни сильное раздражение, так что у нее зачесалась голова. В этой улыбке виделась лишь снисходительность. Словно начальник – терпеливый отец, а она – капризный ребенок, который клянчит сладкое.

– Я могу понять, почему ты проявляешь такую личную заинтересованность, – продолжил он и кивнул в знак подтверждения своим словам. – Ведь твое табельное оружие сейчас находится неизвестно где.

– Да если бы проблема заключалась только в оружии! Тебе, как и мне, также хорошо известно, что у этих двоих нет опыта в расследовании дел такого рода. Боюсь, что произошло что-то по-настоящему серьезное и…

– Ты немного преувеличиваешь.

– Нет, наоборот. Это не ограбление киоска с мороженым на улице Бростреде. Жаль, что мне приходится это говорить, но…

– Дуня, хватит, – Свейструп вздохнул. – При худшем раскладе и тебе, и Магнусу запретят работать в полиции из-за того, что произошло. Так что нет, ты не будешь участвовать в расследовании только потому, что ты…

– Я не хочу участвовать. Я хочу его вести.

Улыбка исчезла с лица Свейструпа, и теперь он больше напоминал усталого родителя, чей ребенок лежит на полу и кричит, чтобы ему дали сладкое.

– Я знал, что так и будет. Так и знал. Я говорил это, еще когда брал тебя на работу. Помнишь? Когда ты опозорилась на весь Копенгаген и никто из коллег не хотел нанимать тебя ни за какие коврижки.

Дуня должна была предвидеть, что разговор примет именно такой оборот. Как к хронической боли, она привыкла к преследовавшей ее истории о том, как она подделала подпись своего бывшего начальника Кима Слейзнера. С тех пор прошло уже почти два года, но это явно не имело значения.

Нельзя сказать, что она сожалела о своем поступке. Ни капельки. Тогда она прекрасно понимала, что Слейзнер уволит ее при первой возможности. И плевать, что она помогла шведской полиции раскрыть одно из самых сложных дел об убийстве в наше время. Ее начальника интересовало только одно.

Месть.

Но в глубине души Дуня все же рассчитывала, что, вышвырнув ее из отдела, он оставит ее в покое. Что после такого унижения все закончится, и их пути никогда больше не пересекутся. Теперь, задним числом, она поняла, какой же была наивной. Как будто слизняк Слейзнер будет довольствоваться тем, что уволит ее, когда на самом деле это только начало террора.

В каком-то смысле на нее даже произвело впечатление, как у него это хорошо получалось. Как ему удалось распространить споры плесени на многие километры и внедрить их во всю полицейскую организацию, что теперь позволяло ему использовать свою власть без малейших последствий.

Полтора года Дуня искала работу во всех отделениях полиции в Копенгагене и за его пределами. Работу, для которой она создана. Но ее везде встречали только уклончивые отговорки – мол, должность уже заняли или сократили.

И только когда она дошла до отделения Север в Хельсингёре, пошел клев. Конечно, на работу в качестве следователя рассчитывать было нельзя, и ей снова пришлось надеть форму. Но все лучше, чем унизительно маленькое пособие по безработице.