Минус восемнадцать

Еще несколько метров, и он снова сможет дышать полной грудью. Через какую-то минуту он перестанет это слышать и оставит все позади. А когда перейдет в другую школу и позаботится о том, чтобы их пути никогда не пересекались, все будет так, словно ничего не было.

– Черт побери, скажи хоть что-нибудь!

И только взявшись за ручку двери, он повернулся, чтобы попросить ее никогда больше не обращаться к нему. Но не успел. Внезапно кто-то позвонил в дверной звонок, прозвучавший, как перезвон колоколов в судный день.

– Ты знаешь, кто это? – прошипел Теодор, хотя видел по Александре, что она также удивлена. – Это Хенрик пришел забрать мобильный? – Он быстро прошел на кухню. – Одно слово, что я здесь, и я все расскажу отцу, так и знай.

Александра покачала головой и вытерла слезы:

– Ноги его больше здесь не будет.

Она подошла к домофону на стене, нажала на кнопку, и экран зажегся.

– Наверняка какая-нибудь мамина приятельница, – наконец сказала она, пожав плечами, и повернулась к двери, чтобы открыть.

– Подожди. – Теодор быстро подошел к домофону и посмотрел на экран, где было видно, как у входа стоит женщина и звонит в дверь.

Он также хотел бы пожать плечами, как это сделала Александра, и кивнуть ей, чтобы она открывала. Но так делать нельзя.

Он встречался с женщиной раньше, а именно один единственный раз почти два года тому назад. И, тем не менее, без проблем узнал эту датскую полицейскую, некогда спасшую ему жизнь.

67

Красная стрелка шла от увеличенного отпечатка пальца на доске во всю стену к одной из распечатанных фотографий с изображением грязной кофеварки на такой же грязной кухне. Другая стрелка указывала на увеличенное фото старых радиочасов рядом с кроватью. Третья, которую Утес рисовал в тот момент, когда в комнату вошла Тувессон в обнимку с коробками пиццы, вела к фото пульта, валявшегося на потертом кресле.

– Астрид, ты, наверное, прочла мои мысли. Как же я хотел пиццу, – Утес отложил экранное перо, взял коробки и стал расставлять их на столе.

– Да, я подозревала, что все проголодались, – сказала Тувессон и поставила напитки, тарелки и стаканы. – Как вы съездили домой к Рольфу Стенсетеру? Что-нибудь нашли?

– Да. Сколько угодно… О, пицца-кебаб. Ты, черт возьми, настоящий ангел. Поверь, не будь я женат, я бы, конечно, посватался к тебе, когда ты сейчас одна и все такое. – Он взял отрезанный кусок и начал есть.

– Так что вы нашли?

– Слои кожи, отпечатки пальцев, безделушки. Масса безделушек. А я думал, что у нас дома слишком много вещей. Никогда не ел такую вкусную пиццу. – Он откусил еще один большой кусок. – Только ничего не говорите Берит. Она думает, что я на диете.

– О’кей, но у тебя что-то есть, что может помочь с доказательствами против него?

Утес покачал головой.

– Насколько я вижу, каждый отпечаток соответствует отпечаткам задержанного. Но кто знает, может быть, Муландер найдет что-то еще. – Он пожал плечами и взял еще один кусок.

– Что ты хочешь сказать? Что он действительно тот, за кого себя выдает?

– Или это так, или он потратил уйму времени и энергии на то, чтобы создать видимость этого. Я даже обошел несколько соседей, и все они подтвердили, что это он на фотографии.

– И ты не видел никаких признаков того, что там находится могила или нечто подобное?

– Нет, ни я, ни Эйнштейн.

– Эйнштейн?

– Да, собака или как там ее. – Утес вздохнул и покачал головой. – Берит заставила меня взять его сегодня с собой, поскольку у одной из клиенток, которая должна прийти в салон, аллергия на шерсть.

– А где он сейчас?

– За тобой.

Тувессон повернулась, но увидела только закрытую кожаную сумку на полу у стены.

– Ты хочешь сказать, что запер его здесь?

– Я же не могу позволить ему бегать тут и метить свою территорию. Но можешь быть совершенно спокойна: я оставил щелочку, чтобы он дышал.

– Тогда ладно, – сказала Тувессон и решила довериться Утесу. Ей было о чем подумать. Например, что у нее в машине лежит точно такая же сумка, с которой она всегда ходит в винный магазин. Это навело ее на мысль о том, что она не пьет с понедельника. Учитывая, как она жила последние полгода, это своего рода подвиг, которым можно гордиться. Но сейчас это не ее заслуга, а работы, и, если честно, она испытывала только одно большое желание, чтобы Хёгсель получила то, что ей нужно, и следствие закончилось.

Она повернулась к Фабиану, который только что пришел и уже брал еду.

– Как все прошло? Ты связался с Дианой Давидссон?

– Да, мы собрали всех. – Фабиан налил себе стакан минеральной воды Рамлёса. – Но нам надо назначить ей на половину четвертого между Рикардом Янссоном и Жанеттой Даун. Диана может только в это время.

– С этим не должно быть проблем. Сколько у нас теперь фигурантов?

– Восемь человек, и поскольку каждый раз он выглядел по-другому, надо обращать внимание на телосложение, а не на одежду и прическу.

– Хорошо, Хёгсель будет довольна. По ее мнению сейчас это наша самая сильная карта.

Фабиан кивнул и подошел к доске, где висели фотографии могилы и трех жертв.