Минуты будничного несчастья

Если мне удается продержаться до вечера с минимумом звонков из родного города, я вздыхаю с облегчением. Так нет же — звонят и на следующий день, чтобы сказать: мы, мол, знаем, что вчера у тебя был выключен телефон, потому что тебя раздражают поздравления с днем ангела, но все равно хотим тебя поздравить, Лучше поздно, чем никогда.

Любители пофлиртовать, которые ограничиваются флиртом.

Слишком долгие подступы.

Альба красивая, но назвать ее очень красивой я бы не решился. Она из тех женщин, про которых говорят: «Не знаю, но в ней что-то есть». Это неуловимое «что-то» может означать «милая» и даже «вульгарная». Одновременно. Странное сочетание, но именно оно делает ее красивой. Казалось бы, это так называемое «что-то» меньше, чем красота, тогда как на самом деле оно больше. Настолько больше, что опасно.

О его опасности говорит число жертв. В одном только районе Тестаччо я насчитал двадцать четыре жертвы (со мной двадцать пять). Я говорю о районе Тестаччо потому, что Альба там живет и проводит большую часть времени. Девять жертв я насчитал на одной только улице Бранка. Девять на одной улице! Соседней с той, на которой живет она.

Жертвами я называю мужчин, влюбившихся в нее, очарованных ею, потерявших из-за нее покой, буквально помешавшихся на ней. К ее жертвам у меня есть все основания причислить и двух женщин. Все, о ком я говорю, попали под влияние Альбы, в зависимость от нее. В сущности, она может делать с ними (с нами, если быть точным) все, что захочет.

Этим Альба напоминает героиню пьесы Чехова «Дядя Ваня» Елену, которая, правда, довольствуется куда меньшим урожаем жертв. Но они есть: все мужчины, окружающие Елену, влюблены в нее, поскольку она их к этому поощряет. Поощряет по-разному, безошибочно зная, как сделать их своими жертвами. И чем больше они сопротивляются, тем больше Елена старается влюбить их в себя и с удовольствием в этом преуспевает, после чего теряет к ним интерес.

Так действует Елена в чеховской пьесе. Так действует Альба в жизни. Обе — как Елена, так и Альба — выбирают в качестве идеальной жертвы того, кто обращает внимание на их своеобразную привлекательность. Кто-то утверждает, что раскусил Альбу с ее стремлением влюбить в себя решительно всех, с ее стремлением постоянно множить число жертв, и этим утверждением хочет сказать, что уж он-то, в отличие от других, не попадется в ее сети, тем самым давая Альбе повод приложить все усилия, чтобы того, кто сознательно избегает роли жертвы, превратить в жертву.

Говорю это, исходя из собственного опыта. Я долго, сколько мог, держался, но все равно кончилось тем, что у меня была любовная связь с Альбой, продолжавшаяся с тридцать первого января до середины мая. Любовная связь, во время которой я считал себя избранником Альбы, считал, что она разделяет мои чувства, а однажды, сколь ни трудно в это поверить, мне показалось даже, будто она моя жертва. Все эти месяцы я смотрел по сторонам, когда шел по улице Бранка один или с ней после того, как мы выходили из ее дома, и оглядывал по одному всех девятерых ее воздыхателей, живущих поблизости, с удовольствием думая, что я не такой, как они. Альба улыбалась мне, как бы говоря: не волнуйся, ты не такой, как они. Эта ее улыбка не успокаивала меня: я все время был на взводе. Я непрерывно спрашивал себя, действительно ли я не такой, как эти, с улицы Бранка. Я действительно был не таким, но в это плохо верилось.

Так продолжалось до того раннего утра, когда она, видя, что я одеваюсь, плаксивым голосом спросила:

— Как, ты уже уходишь?

В эту минуту у меня мелькнула мысль, что не я ее жертва, а она моя. Я улыбнулся, но она не видела моей победоносной улыбки: я стоял к ней спиной.

Понятно, что на душе стало спокойнее.

Это было в середине мая.

В тот день, когда я, успокоившись, почувствовал, что Альба со мной не такая, как со всеми своими жертвами, в тот самый день, когда я уверовал в это, она неожиданно объявила о конце нашей любовной связи. Она сделала это с мелодраматическим видом, сказав, что мы должны расстаться потому, что любим друг друга.

— Но если мы любим друг друга, с какой стати нам расставаться? — недоумевал я.

— Неужели ты не понимаешь? — спрашивала она, глядя на меня расширенными от удивления глазами.

— Конечно, понимаю, — опустив голову, мямлил я, ничего не понимая.

На самом же деле все я понимал, но мне было стыдно в этом признаться, и я притворялся, что не понимаю.