Стране столь беспокойной, как Россия, всегда было непросто принимать помощь от богатого и могущественного соперника. И после распада СССР Запад столкнулся с подозрениями и непониманием.[871]
Но в целом, учитывая масштабы советского ВПК и природу опасных материалов и оружия, ставка Нанна и Лугара оправдала себя. Благодаря их дальновидности и целеустремлённости мир стал безопаснее. К тому же это была выгодная сделка. Ежегодные расходы на программу Нанна-Лугара составили около 1,4 млрд долларов — крошечный кусочек бюджета Пентагона, превышавшего 530 млрд долларов.[872]В холодный, снежный декабрьский день на кладбище в Екатеринбурге среди высоких сосен и берёз я обнаружил группу могил. На некоторых могильных камнях лежали увядшее розы, другие, казалось, были заброшены. Общими были даты смерти — апрель и май 1979 года. Здесь похоронены жертвы эпидемии сибирской язвы — перекличка на давно забытом поле битвы холодной войны. Андрею Комельских, умершему 13 апреля, было шестьдесят семь. Он был дедушкой. «Ты всегда в наших сердцах. От жены, детей и внуков», — гласила эпитафия. Ни Андрей Комельских, ни другие жертвы не знали, отчего они умирали. За исключением короткой фразы Ельцина, ни Советский Союз, ни Россия так и не признались — ни семьям, ни миру, — как и почему произошла эта катастрофа. Рассказать всю правду о свердловской эпидемии — было бы достойным первым шагом к тому, чтобы оставить, наконец, в прошлом ужасную тайную историю «Биопрепарата».
Десятого февраля 2005 года меня впустили в некогда секретную штаб-квартиру «Биопрепарата» в Москве (улица Самокатная, № 4а). Это было то самое здание, где Канатжан Алибеков работал замдиректора. Я поднялся на второй этаж, чтобы взять интервью у Валентина Евстигнеева, генерал-лейтенанта в отставке, который прежде руководил 15-м Главным управлением Минобороны и курировал работу над бактериологическим оружием. Евстигнеев, один из представителей «старой гвардии», участвовал в прикрытии деятельности «Биопрепарата» в предыдущие годы. Теперь он носил деловой костюм и сидел в современном офисе. Он протянул мне визитку: первый заместитель гендиректора частной коммерческой компании «Биопрепарат». Я взял со стола глянцевый буклет о новом «Биопрепарате»: там были фотографии пробирок, шприцев, таблеток; рассказ о лекарствах и медицинских технологиях. О микробах из прошлого не было ни слова.
Когда я спросил Евстигнеева о вспышке сибирской язвы в Свердловске в 1979 году, он повторил рассказ о том, что болезнь распространилась через заражённое мясо. Затем он предположил, что причиной был саботаж или иностранные террористы. Это была ещё одна линия дезинформации, от которой военные не отклонялись в предыдущие годы.[873]
Правду об эпидемии в Свердловске скрывают до сего дня. Но правда важна. Обман — это орудие армий бактериологической войны. Те же методы обмана, с помощью которых прятали советскую программу биологического оружия, выдавая её за гражданские исследования, могут быть задействованы и сейчас, чтобы скрыть опасные бактериологические разработки где угодно. Письма с сибирской язвой, разосланные в США в 2001 году, эпидемия атипичной пневмонии в 2003 году и колоссальные достижения в области биотехнологий подчёркивают разрушительную силу биологических агентов. Национальная академия наук в своём докладе 2009 года заключила, что для размещения нелегальной программы по разработке бактериологического оружия уже не требуются закрытые города вроде Оболенска, деятельность которых оставляет чёткий след. Опасные патогенные микроорганизмы, скажем, вирусы, можно распространять, не оставляя улик. Рабочее место разработчика биологического оружия или террориста можно без проблем обустроить в университете или коммерческой лаборатории, где его не обнаружишь с помощью спутников. Люди — вот что главное. Это продемонстрировал Владимир Пасечник, следовавший голосу своей совести и раскрывший преступления советской власти. Чтобы обнаружить такую угрозу в будущем, потребуются контакты с людьми, прозрачность и взаимодействие, наведение мостов, которым занимался Энди Вебер.
В 1990-х Россия казалась уязвимой и доведённой до отчаяния страной. В начале 2000-х волна нефтяного богатства принесла чувство независимости. При Путине Россия вошла в новый авторитарный период и стала враждебнее относиться к иностранцам. Она начала сворачивать сотрудничество с Западом по линии распространения биологического оружия. Российские чиновники настаивали, что поскольку в стране нет программы наступательных биологических вооружений, нет необходимости и в сотрудничестве. Но похоже, что Россия возвращается к старым методам советской эпохи. Путинские спецслужбы вышли на охоту за учёными, подозревая многих из них в шпионаже, что сорвало совместные проекты с Западом.