Даже в штатском Потапов держался по-военному. Офицерская розетка ордена Почётного легиона в петлице пиджака произвела впечатление на Кутепова.
– Полагаю, что доказать силу «Треста» можно, только если мы произведём взрыв или другое значительное покушение в срок, близкий ко дню выступления.
Кутепов вопросительно посмотрел на Потапова.
– Срок выступления… – сказал Потапов. – Все зависит от средств, нужны деньги.
– Есть надежда устроить в Лондоне субсидию вашей организации. Нас поддержит Уильямс, редактор «Таймса».
Он женат на русской – Тырковой. Затем я рад доложить, что идут переговоры между нашим верховным вождём и
Гинденбургом. Участвует и Штреземан. Переговоры ведёт лично его высочество, и они протекают успешно.
– Обнадёживающая весть… Александр Павлович. Помощь Германии, если она будет реальной, многого стоит.
Однако ведь за эту помощь придётся расплачиваться будущей России. Вообще наши отношения с соседями –
больное место. Вчера офицер финской разведки, некто
Рузенштрем, позволил себе задавать мне бестактные вопросы шпионского характера. Моего помощника Зиновьева, деятеля флота, он просил удалиться на время этого разговора.
– Они оказывают нам услуги, приходится платить.
– Мне это говорили не раз. Но представьте себе ваше положение как командующего вооружёнными силами после переворота. Нас поддерживают патриотически настроенные люди: как они посмотрят на подобную связь со штабами наших соседей?
Кутепов слегка зарделся от перспективы быть командующим вооружёнными силами.
– Не мыслю себя на этом почётнейшем посту без вашей помощи, Николай Михайлович. Ваш опыт, ваши достоинства неоценимы…
Совещание было непродолжительным и кончилось 28 марта. Потапов, Зиновьев, Мария Захарченко вернулись в
Москву.
Захарченко привезла письмо Кутепова Стауницу.
«Я был слишком огорчён, – писал Кутепов, – и страшно поражён тем, что среди приехавших не оказалось Вас.
Ваши верхи почему-то решили иначе. Я в восторге от Ваших организационных способностей…»
Это означало, что Стауницу предлагалось принять участие в акте, который втайне решил осуществить Кутепов, втайне от Якушева и Потапова.
78
Ранним утром в квартире Стауница раздался звонок.
Стауниц вышел в пижаме, сонный, злой, и увидел Кузена –
Баскакова.
– Что это, милый, так рано?
Баскаков промолчал и прошёл как был, в пальто, за
Стауницем.
– Ну что?
– В Красно… в Екатеринодаре – провал. Взяли всю группу, кроме одной шлюхи. Она приехала и все рассказала. Спаслась тем, что ночевала у любовника.
– Да… Скучно, в общем.
– Дело не только в этом.
– А в чем? Ну, говори, не тяни!
– Я ездил в Крым и на Кавказ с Зубовым. В Новороссийске я заметил, он ходил на телеграф. Получал телеграммы до востребования.
– От жены, наверно.
– То-то, что не от жены.
– А от кого?
– Мы жили в разных гостиницах. Мария Владиславовна говорила мне, чтобы я за ним присматривал. Вот я и следил. Провожал его незаметно до почты. Видел через окно, как он получал телеграмму до востребования. Он прочитал, порвал в мелкие клочки и бросил в урну. Потом ушёл. Я, конечно, бросился к урне. Сделал вид, что бросил бумажку, потом спохватился, будто бы нужная. Полез в урну и подобрал клочки телеграммы, не все, но, в общем, подобрал.
В гостинице, в номере, подклеил и прочитал. Телеграмма
Зубову, подписана – «Фёдоров».
– Якушев!
– Он. Текст не полностью, но все-таки я разобрал:
«…опасение… возм… смертельн… исход… возвращ…»
Мы встретились вечером, перед тем как идти на явку. Зубов мне говорит: «Знаешь, мы в Краснодар не поедем, мне надо возвращаться в Москву. У жены умер отец». Я ему ответил:
«Ты как хочешь, а я поеду». Он ни в какую! «Мы ездили вместе, нам обоим поручили инспекцию». Я подумал, в самом деле, нам поручали двоим, он военный, а я отдельного корпуса жандармов, мы ведь не очень разбирались в военном деле. И мы вернулись в Москву.
– При чем тут провал в Краснодаре?
– Телеграмма Якушева: «…возможен смертельный исход, возвращайтесь». Прошло пять дней, и в Краснодаре взята вся группа. Мы оба попали как кур в ощип. Якушев, значит, знал, что ожидается провал всей группы. Откуда он мог знать?
– Откуда? Подожди… Действительно, откуда он мог знать? Такие операции держат в абсолютном секрете.
– Что, если… Даже страшно подумать.
– Завтра у меня встреча с Зубовым. Но что это даст?
Якушев дома, болен, у него ангина. Да он и не такой дурак, чтобы все прояснить… Вот что, послезавтра приезжай на дачу к Марии. Жди меня у неё. Может быть, все прояснится.
Баскаков ушёл. Впервые он видел Стауница в состоянии растерянности.
Стауниц старался припомнить все с самого начала, с появления Якушева в МОЦР. Неужели он связан с ГПУ?
Против этого говорит многое: петербургский видный чиновник; действительный статский советник; делал блестящую карьеру; принят в свете; и все это потерял из-за революции, отсюда ненависть к ней, к советской власти; полное доверие ему со стороны Высшего монархического совета, эмиграции, великого князя Николая Николаевича, Кутепова, польского и финского штабов. Только сумасшедшая Мария Захарченко могла заподозрить измену…