Мёртвое озеро

Выражение облегчения на лице директора различимо невооруженным глазом: пахнущая порохом мать провинившейся ученицы не собирается затевать скандал.

– Да, я лично убедилась в этом. Она может вернуться к занятиям со следующей недели.

– Идем, Ланни, – говорю я, поднимаясь. – Мы поговорим об этом дома.

– Мам, я не…

– Дома.

Ланни выдыхает, берет свой рюкзак и плетется прочь из кабинета. Черные волосы вновь скрывают выражение ее лица, но я уверена, что оно отнюдь не довольное.

– Минутку, пожалуйста. Прежде чем я позволю Атланте снова вернуться в школу, мне нужно кое о чем предупредить вас отдельно, – говорит Уилсон. – Мы придерживаемся политики недопустимости подобных случаев, но я намерена сейчас отступить от нее, потому что знаю: вы хороший человек и хотите, чтобы девочка прижилась в коллективе. Однако это последний шанс, миссис Проктор. Самый последний, как ни жаль.

– Пожалуйста, не называйте меня так, – напоминаю я. – «Миз Проктор» – более уместно. По-моему, это вполне допустимо с семидесятых годов двадцатого века.

Я протягиваю директору руку. Она пожимает ее – сдержанно, чисто по-деловому. Сейчас я расцениваю деловое отношение как положительное.

– Побеседуем на следующей неделе.

Выйдя из кабинета, я вижу, что Ланни сидит в том же кресле, которое до этого занимал ее брат; оно, вероятно, все еще хранит тепло его тела. Мои дети сговорились – или она сделала это просто инстинктивно? Не слишком ли хорошо они понимают друг друга? Быть может, их сделала такими моя паранойя и постоянная настороженность?

Я медленно вдыхаю, затем выдыхаю. Меньше всего на свете мне хочется подвергать моих детей углубленному психоанализу. Достаточно с них этого.

– Идем, – говорю я. – Забьем на это, как вы говорите.

Ланни раздраженно смотрит на меня.

– Пф-ф… На самом деле мы так не говорим. – Потом она снова устремляет взгляд вниз, в явной нерешительности. – Ты не злишься?

– Я в ярости. И намерена заесть ее в «Тортиках Кэти». И тебе придется поесть вместе со мной, хочешь ты этого или нет.

Ланни сейчас находится в том возрасте, когда испытывать восторг по поводу чего-либо – даже по поводу возможности прогулять школу, чтобы полакомиться тортами с невероятно вкусным масляным кремом, – это не круто, поэтому она просто пожимает плечами.

– Как угодно. Лишь бы убраться отсюда.

– Кстати, забыла спросить: где ты взяла все эти шмотки, которые на тебе надеты?

– Какие шмотки?

– Слушай, детка, ты и дальше намерена притворяться?

Ланни закатывает глаза.

– Это просто одежда. Я совершенно уверена, что в школе нужно носить одежду, так делают все.

– Но мало кому приходит в голову присоединиться к группе поддержки Мэрилина Мэнсона [6].

– Мэрилина кого?

– Спасибо, что заставляешь меня почувствовать себя дряхлой бабкой. Ты заказала это в Интернете?

– А если даже и так?

– Ты ведь не воспользовалась моей кредиткой? Ты же знаешь, как это опасно.

– Я не идиотка. Я накопила денег и купила карточку с предоплатой, как ты меня научила. Заказ я направила на абонентский ящик в Бостоне и оплатила пересылку – двойную.

Это ослабляет темный узел тревоги у меня в груди, и я киваю.

– Ну хорошо. Обсудим это за калорийным обедом.

Но мы ничего не обсуждаем. Куски торта слишком большие и вкусные – домашняя выпечка, – и нет смысла настраивать себя на дурной лад, когда ты ешь их. «Тортики Кэти» – популярное заведение, и за столиками вокруг нас сидят люди, наслаждаясь лакомствами. Папаша с тремя малышами разговаривает по телефону через гарнитуру, и его дети, воспользовавшись тем, что он не обращает на них внимания, разбрасывают крошки торта и размазывают по своим лицам ярко-синюю глазурь.

В углу сидит девушка с планшетом, похоже, студентка, и когда она поворачивается, чтобы включить планшет в розетку, я вижу на ее плече, под лямкой топа, татуировку – какое-то яркое цветное изображение. Пожилая чета пьет черный чай из изящных фарфоровых чашек; на столике между ними высится круглый торт-башня, обсыпанный цветными крошками. Я задумываюсь о том, обязательно ли при чаепитии выглядеть так, словно ты умираешь от скуки.

Даже Ланни несколько расслабляется к тому времени, как мы заканчиваем есть, и теперь, когда ее трупно-темная помада стерлась, она выглядит почти нормально. Мы осторожно обсуждаем торт, выходные, книги. И только когда садимся в машину и выезжаем на крутую, извилистую дорогу к Стиллхауз-Лейк, я неохотно начинаю неприятный разговор.

– Ланни, послушай… Ты же умная девочка. Ты знаешь, что, если будешь так выделяться, тебя обязательно кто-нибудь сфотографирует и выложит эти фото в инет, и они попадут в соцсети. Мы не можем этого допустить.

– С каких это пор моя жизнь стала нашей проблемой, мама?.. Ах да, я и забыла. Так было всегда.