Мёртвые душат

Чичеро думал, что именно со стены будут выступать вечевые ораторы, но ошибся (как ошиблось и несколько других завсегдатаев трактира «Живые и мёртвые» с решительными лицами, заранее пробравшиеся на стену — с явным намерением полемизировать).

Несмотря на все удобства, которые высокая стена представляла для ораторства, она не была востребована. Вместо этого в самой гуще пришлого крестьянства верные Гру стражники наскоро сколотили маленький деревянный помост — рассчитанный лишь на одного выступающего.

Именно к этому помосту под прикрытием отряда городской стражи, усиленной тремя десятками солдат Отта, двинулся советник Жилоно, который, по причине недееспособности Управителя Цилиндрона, был сейчас за главного начальника как в городе Цанц, так и во всём воеводстве.

Вскарабкавшись при помощи стражи на помост, Жилоно провозгласил открытие вечевого собрания, после чего извлёк из кармана мантии небольшой свиток. С этого свитка он зачитал основные вопросы, выносимые на вече. Слышно его было прескверно. Чичеро сумел разобрать, что вече призвано ответить на двадцать вопросов, что среди этих вопросов большинство в случае положительного решения ущемляет права людей, живущих в Цанце и всём воеводстве.

Первый вопрос для обсуждения на вече касался придания карликам Отшибины (далее — Великому народу) всех обычных человеческих прав, включая право на посмертие. Второй предполагал автономию Великого народа в отношениях с Мёртвым престолом. Третий, намекая на первенство Великого народа в общении с Шестой расой и особые его заслуги, выговаривал для карликов и особые полномочия. Один из следующих предполагал разрешение для Великого народа осваивать некромантские практики вплоть до самых глубоких степеней посвящения.

Целый ряд вопросов касался реорганизации Цанцкого воеводства с учётом самостоятельности Отшибины. Отдельный вопрос был посвящён территориальным претензиям Великого народа: город Цанц предполагалось отдать карликам…

— Что он несёт? — с ужасом воскликнул кто-то из стражников, стоящих на стене рядом с Чичеро.

— В своём ли он уме? — поддержал его товарищ.

— Да не волнуйтесь, — уверенно улыбнулся третий, — за такой бред уж точно никто не проголосует.

Поистине, поведение Жилоно было в Цанце почти никому не понятно. Поднимать вопрос о том, чтобы отдать отшибинским карликам город, которым сам же и управляешь — ну не бред ли это? Даже зная наверняка, что этот разрушительный проект не пройдёт, — зачем рисковать?

Сами стражники употребили слово «бред», когда говорили о городском — и своём, следовательно, — начальнике. Правда, в измену Жилоно они пока предпочли не поверить, и резко осекли одного из завсегдатаев трактира, который предложил собравшимся эту версию. Осекли, но, что немаловажно, и не подумали арестовать.

Жилоно освободил помост, и около него возник магистр Гру, сопровождаемый приветственными возгласами крестьян — громкими и страстными (хотя, как заметил Чичеро, несколько однообразными).

Гру взобрался на помост и сказал короткую речь об исторической справедливости. Голос его был повсюду хорошо слышен, но лишь потому, что Гру применял особые некромантские приёмы его усиления.

Чичеро его слушал не очень внимательно, он следил за взбешёнными завсегдатаями трактира Ларколла, которые каждую его фразу встречали проклятиями. Городская стража, в изобилии стоявшая здесь же, на стенах, ничуть их не урезонивала, напротив, как казалось Чичеро, молчаливо поддерживала протестные возгласы.

И посланник понимал: хотя эти стражники сейчас и подчинялись трём советникам — Жилоно, Киномро и Фопону, — но они ещё не забыли светлые годы полной дееспособности Умбриэля Цилиндрона, который таких вече в своём городе никогда бы не допустил. Нет, стража была сейчас далека от намерения бунтовать, но реальной помощи в сложной для себя ситуации заговорщики от неё не дождались бы. Понятно, зачем в заговоре так нужен был Отт с гарнизоном подземной крепости, набираемым отнюдь не из местных обитателей Цанца.

Речь Гру звучала вполне обычно: он такие уже говорил не раз в других обстоятельствах, и добивался оваций от карликов, либо сдержанных кивков согласия от мертвецов, не желающих дерзить уважаемому некрософу. Сейчас он произносил речь не для карликов, но приём толпы был оглушительно восторженным. Если перед Чичеро несколько человек в ярких и звучных формах исходило желчью, то вся площадь под стенами Цанца, ставшая словно единым существом, собранным из пригнанных сюда крестьян, так и бесновалась в пароксизмах воодушевления.

Тот стражник, который предлагал не волноваться и уверял, что бредовые тезисы Жилоно вече никогда не поддержит, прикусил язык и больше не вспоминал свои уверенные суждения. Нереальное становилось кошмарной явью. Расхваленная некрократия, щедро принесенная наземным мертвецам Шестой расой, разворачивалась к ним теперь задней своей стороной.