Мир без конца

Молодые люди отправились в спальню Керис, где девушка сразу скинула башмаки. Внезапно она оробела. Что он подумает, когда увидит ее голой? Она знала, что ему нравится ее тело; Мерфин всегда говорил, какая она красивая, когда целовал и гладил грудь, ноги, шею… Но ведь сейчас, без одежды, он сразу заметит, что у нее довольно широкие бедра, коротковатые ноги, маленькая грудь.

Впрочем, Мерфин, похоже, ни о чем таком не думал. Просто скинул рубашку, штаны и подштанники и решительно встал перед нею – худой, но сильный, жизненной силой напоминавший молодого оленя. Впервые ей бросилось в глаза, что волосы у него в паху оттенка осенней листвы. Его член задорно торчал. Желание пересилило робость, и Керис быстро стянула платье через голову.

Мерфин смотрел на ее нагое тело, но девушка уже не смущалась, его взгляд воспламенял не хуже страстной ласки.

– Ты красивая.

– Ты тоже.

Они легли рядышком на соломенный тюфяк, служивший ей постелью, принялись целоваться и трогать друг друга. Керис вдруг поняла, что сегодня ей будет мало обычных забав.

– Я хочу по-настоящему.

– Ты имеешь в виду – совсем?

Мелькнула мысль о беременности, но она отбросила сомнения, слишком разгоряченная, чтобы заботиться о последствиях, и прошептала:

– Да…

– Я тоже.

Он взгромоздился на нее. Полжизни она воображала, как это будет. Керис взглянула Мерфину в лицо, на котором застыло сосредоточенное выражение, то самое, какое она так любила, возникавшее, когда он работал с деревом и его умелые руки нежно и ловко снимали стружку. Кончиками пальцев Мерфин притронулся к ее бутону. Она ощутила влагу и поняла, что жаждет принять его в себя.

– Ты уверена?

Керис снова отогнала мысль о беременности.

– Уверена.

Она на мгновение испугалась, когда он проник в нее. Невольно сжалась, и Мерфин остановился, чувствуя, что ее тело сопротивляется.

– Все в порядке. Продолжай, мне не больно.

На сей счет она оказалась не права и, ощутив резкую боль, не удержалась от крика.

– Прости.

– Просто подожди немного, – попросила девушка.

Они лежали тихо. Мерфин целовал глаза Керис, лоб, кончик носа. Она гладила его лицо и смотрела в золотисто-карие глаза. Затем боль прошла, и желание возвратилось. Керис задвигалась, наслаждаясь полнотой первой близости с любимым мужчиной. Ей доставляло удовольствие видеть его ненасытность. На губах Мерфина играла улыбка, а во взгляде читалась страсть.

Оба задвигались быстрее.

– Я не могу остановиться, – выдохнул он.

– Так не останавливайся.

Керис пристально смотрела на Мерфина. Спустя несколько мгновений он вздрогнул от наслаждения, плотно зажмурился, его рот раскрылся, а все тело напряглось, как тетива. Она ощутила, как он содрогается, как его семя изливается внутри ее, и поняла, что оказалась не готова к такому счастью. Мигом позже Керис сама забилась в сладостных судорогах. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного, а потому закрыла глаза и полностью отдалась этим ощущениям, крепко прижимаясь к Мерфину и сотрясаясь всем телом, точно деревце под напором ветра.

Когда все закончилось, они долго лежали неподвижно. Мерфин прятал лицо в ее волосах, а Керис ловила кожей его тяжелое дыхание, гладила по спине. Кожа Мерфина покрылась испариной. Постепенно сердце Керис стало биться ровнее, и девушкой овладело глубокое спокойствие, накатившее, как сумерки летним вечером.

– Так вот оно как, – проговорила она чуть погодя. – Из-за этого столько шума?

25

На следующий день после того, как Годвина утвердили приором, Эдмунд-суконщик пришел поутру к родителям Мерфина.

За повседневными хлопотами Мерфин как-то запамятовал о том, какой важный человек Эдмунд, ведь тот обращался с ним, как с членом семьи, но Джеральд и Мод словно принимали нежданного гостя королевской крови. Они смущались из-за того, что олдермен увидит, сколь бедно живет рыцарь. В доме имелась всего одна комната. Сам Мерфин и родители спали на соломенных тюфяках на полу. Всю обстановку составляли очаг и стол, а за домом был разбит небольшой огород.

По счастью, встали, как обычно, с восходом солнца, все вымыли и прибрали. Но все-таки когда хромой Эдмунд вошел в дом своей тяжелой походкой, Мод протерла табурет от пыли, пригладила волосы, закрыла заднюю дверь, затем опять открыла и подбросила в огонь полено. Отец несколько раз поклонился, накинул блузу поверх нижней рубахи и предложил гостю эля.

– Нет, спасибо, сэр Джеральд, – отказался Эдмунд, несомненно, понимая, что семья не может так тратиться. – Однако я съел бы мисочку вашей похлебки, леди Мод, если позволите.

В каждом доме на медленном огне целый день стоял котелок с овсом, куда добавляли кости, сердцевинки яблок, гороховые стручки и другие остатки снеди. Сваренный таким образом суп, приправленный солью и травами, всякий раз получался новым на вкус. Это была похлебка для бедноты.

Довольная хозяйка налила похлебку в миску и поставила на стол, положив рядом ложку и кусок хлеба на тарелке.