Мир без конца

Юноша закрыл глаза. Он хорошо помнил ощущение ее прохладных губ, пускай минуло несколько лет. Уста льнули к устам еще какой-то миг, затем девушка отодвинулась.

Мерфин будто отстранился от происходящего, будто сам за собой подсматривал из угла комнаты. Он не мог понять, как именно себя чувствует. Посмотрел на девушку, снова полюбовался ее красотой. Спросил себя, что же в ней такого особенного, и сразу же понял, что разгадкой будет гармония, как в красивой церкви. Ее рот, подбородок, скулы и лоб были именно такими, какими вообразил бы их он сам, будь он Богом, сотворяющим женщину.

Элизабет глядела на него ясными голубыми глазами.

– Потрогай меня. – Она распахнула плащ.

Мерфин ласково притронулся к ее груди. Это ощущение он тоже помнил. Груди были налитыми, но плоскими. Сосок Элизабет немедленно затвердел от его прикосновения, выдавая, сколь напускным было спокойствие девушки.

– Я хочу жить в том доме, о котором ты мечтаешь. – Она еще раз поцеловала Мерфина.

Она действовала вовсе не по наитию – за нею вообще никогда такого не водилось. Все наверняка продумала заранее. Пока Мерфин время от времени захаживал к ней в гости, радовался ее обществу и не помышлял о будущем, она в подробностях воображала себе их совместную жизнь. Может быть, даже заблаговременно подстроила вот эту сцену. Тогда понятно, почему ее матушка столь поспешно ушла, сославшись на пирог. Мерфин чуть было не испортил ее план, предложив показать дом Дика-пивовара, но Элизабет извлекла пользу из этой прогулки.

В подобном рассудительном подходе не было ничего плохого. Элизабет внемлет голосу разума. Именно это в ней ему и нравилось, хотя юноша знал, что в сердце девушки бурлят страсти.

Увы, сам он ничего к Элизабет не чувствовал, хотя с женщинами вел себя отнюдь не холодно и разумно, совсем наоборот. Когда он отдавался чувствам, те захватывали его целиком: он неистовствовал и обижался, изнывал от похоти и млел от нежности, – но сейчас ощущал только любопытство; еще ему было лестно и щекотно, но головы он не терял.

Уловив, что в его поцелуе нет порыва, Элизабет отпрянула. Он различил в ее чертах мимолетно промелькнувшее чувство, немедленно подавленное, и понял, что за маской спокойствия прячется страх. Очень сдержанной по природе, ей, должно быть, стоило немалых усилий зайти столь далеко, и она боялась, что ее отвергнут.

Элизабет отодвинулась подальше, встала и подняла подол платья, обнажив длинные, красиво вылепленные ноги, покрытые почти невидимыми тонкими светлыми волосками. Она была высокой и стройной, но ее тело на бедрах приятно, по-женски округлялось. Мерфин беспомощно взирал на оголенные ноги. Волосы на лобке Элизабет были столь светлыми, что почти не скрывали сокровенного и линии между срамными губами.

Мерфин посмотрел девушке в глаза и прочитал в ее взгляде отчаяние. Она все поняла.

– Прости, – проговорил юноша.

Она уронила подол.

– Послушай, мне кажется…

Элизабет перебила:

– Молчи. Что бы ты сейчас ни сказал, это будет ложь. – Ее желание стремительно перерастало в гнев.

Она была права. Мерфин подыскивал слова для какой-нибудь успокоительной полуправды: мол, он нехорошо себя чувствует, мол, Джимми может вернуться в любой миг, – но Элизабет не хотела утешений. Ее отвергли, и пустые отговорки лишь усугубят обиду.

Девушка смотрела на него, и на красивом лице отражались боль и ярость, сражавшиеся между собой. На ее глазах показались горькие слезы.

– Но почему? – выкрикнула Элизабет и, не дав ему открыть рот, сама же ответила: – Молчи! Все равно правды не скажешь.

Вновь она была права.

Девушка повернулась, желая уйти, затем вернулась.

– Это все Керис. – Ее лицо исказила гримаса страдания. – Ведьма заколдовала тебя. Сама за тебя замуж не идет и другим не отдает. Стерва!

Наконец она ушла, громко хлопнув дверью. Мерфин разобрал сдавленное рыдание, потом все стихло.

– Вот черт, – проговорил он, глядя в огонь.

* * *

– Я должен кое-что объяснить, – сказал Мерфин Эдмунду неделю спустя, когда они выходили из собора.

Олдермен добродушно улыбнулся. Мерфин хорошо знал эту улыбку. «Я на тридцать лет старше, – говорила она, – и тебе бы меня послушать, а не наставлять, но мне нравится твой юношеский задор. Кроме того, я не настолько стар, чтобы мне нечему было поучиться».

– Хорошо. Но расскажешь все в «Колоколе». Хочу выпить вина.

Они зашли в таверну и сели возле огня. Мать Элизабет принесла вина, но держалась сурово и не стала с ними говорить. Эдмунд спросил:

– Сейри злится на тебя или на меня?

– Не важно, – отозвался Мерфин. – Скажите, вам доводилось стоять на берегу моря босиком, чтобы волны омывали ноги?

– Конечно. Все дети играют в воде. Даже я когда-то был маленьким.

– Помните, как волны, отступая, будто вымывают песок из-под ног?

– Да. Давно это было, но, кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Именно это произошло со старым мостом. Водный поток вымыл грунт под центральными быками.

– Почему ты так решил?

– По трещинам на балках перед самым крушением.

– Что с того?

– Река осталась той же самой. Течение точно так же вымоет грунт под новым мостом, если мы этому не помешаем.