Мир без конца

Они пришли в ужас от увиденного. Сотни крестьян Ральфа умерли или умирали, несжатые хлеба пропадали на полях. С каждой новой деревней гнев и отчаяние Ральфа нарастали. Его угрюмые замечания заставляли спутников ежиться, а конь норовил взбрыкнуть, чувствуя настроение седока.

В каждой деревне помимо земель, переданных в держание крестьянам, имелось несколько акров господской запашки. Их возделывали батраки, а также крестьяне, которым полагалось трудиться на этой земле один день в неделю. Эти акры выглядели совсем тоскливо. Многие батраки поумирали, как и часть сервов, обязанных трудиться на лорда, другие выторговали себе более выгодные условия после прошлой чумы и избавились от необходимости работать на господина, а новых батраков найти было невозможно.

Когда добрались до Уигли, Ральф объехал господский дом и заглянул в большой деревянный амбар, в это время года обычно всегда полный зерном на обмолот, но тот был пуст, а на сеновале, судя по воплям, рожала кошка.

– Из чего прикажешь печь хлеб? – прорычал граф, обращаясь к старосте Нейту. – Что пить, коли нет ячменя на эль? Небом клянусь, лучше подыщи достойный ответ!

Староста упрямо выпятил подбородок.

– Можно перераспределить наделы, вот и все.

Ральф подивился его дерзости. Обычно Нейт бывал подобострастен, но стоило старосте метнуть ненавидящий взгляд на Сэма, граф все понял. Сэм убил его сына Джонно, а Ральф не просто помиловал Сэма, но и сделал своим оруженосцем. Еще бы Нейту не злиться.

– Неужто во всей деревне не найдется пары человек, желающих взять дополнительные наделы? – спросил Ральф.

– Да, есть такие, – признал староста, – но никто не хочет платить подать.

– Что же, они хотят землю бесплатно?

– Именно так, милорд. Они видят, что земли полно, а рабочих рук не хватает, оттого и торгуются.

Раньше Нейт сразу принялся бы бранить обнаглевших крестьян, но теперь разве что не в открытую радовался одолевшим Ральфа затруднениям.

– Будто Англия принадлежит им, а не знати, – сердито произнес граф.

– Да, все это очень неприятно, милорд, – ответил Нейт чуть вежливее, и в его взгляде промелькнуло лукавство. – Вот сын Вулфрика Дэви хочет жениться на Амабел и взять земли ее матери. Это было бы разумно, Аннет сама не справляется.

– Мои родители не заплатят подать, – вставил Сэм. – Они против этой женитьбы.

– А Дэви сам заплатит, – возразил староста.

– Откуда у него деньги? – удивился Ральф.

– Он продал ту траву, что посадил в лесу.

– Марену? Очевидно, мы ее не затоптали как следует. Сколько он выручил?

– Никто не знает. Но Гвенда прикупила молодую дойную корову, Вулфрик обзавелся ножом, а Амабел пришла на воскресную службу в новом желтом платке.

«А сам ты получил приличную взятку», – закончил про себя Ральф.

– Мне претит вознаграждать Дэви за непослушание, – сказал он. – Но другого выхода нет. Пусть берет землю.

– Вам придется разрешить ему жениться вопреки воле родителей.

Дэви уже просил его об этом, и Ральф тогда отказал, однако это было до того, как чума принялась заново выкашивать крестьян. Граф не любил менять свои решения, но теперь цена казалась приемлемой.

– Я дам ему разрешение.

– Очень хорошо.

– Пойдем навестим его. Я лично извещу Дэви.

Нейт изумился, но спорить, разумеется, не посмел.

Ральфу же просто хотелось увидеть Гвенду. В ней было нечто такое, отчего у него пересыхало во рту. Последнее свидание в маленькой охотничьей хижине утолило его пыл ненадолго. Он часто думал о ней в последующие недели. Почему-то его перестали радовать женщины, с которыми он обычно возлегал: молодые шлюхи, девицы в тавернах, служанки. Все они притворялись, что польщены вниманием графа, но Ральф знал, что всем им нужны деньги, которыми он расплачивался за удовольствие. Гвенда же не скрывала, что он ей отвратителен, содрогалась от его прикосновений, и это ему нравилось, как ни странно, поскольку она была честна с ним и не рядилась в личины. После свидания в охотничьей хижине он дал ей кошель с серебряными пенни, а она кинула тот обратно, да так сильно, что на груди остался синяк.

– Они сегодня на Ручейном поле, собирают свой ячмень, – сказал Нейт. – Я провожу.

Ральф и его спутники двинулись за старостой вдоль ручья, по краю большого поля. В Уигли всегда было ветрено, но сегодня летний ветерок оказался мягким и теплым, как грудь Гвенды.

Отдельные полосы земли уже сжали, но другие пребывали в запустении, и было больно смотреть на перезревающий овес, на зарастающий сорняком ячмень и на пожатую рожь, разбросанную по земле и не увязанную в снопы.