Мир без Стругацких

Иностранец не роптал, тем более мы утешали его тем, что климат у нас получше, чем в его Швеции. Это мы знали наверняка, а за остальное не ручались. Иностранец жил в опустевшем доме Марии, дни шли за днями, никаких вестей от женщины он не получал, и скоро у него кончились деньги.

Денег, впрочем, тогда ни у кого не было. Они появлялись разве что осенью, когда женщины везли орехи и мандарины на продажу, потому что мужчинам было опасно путешествовать даже с мирным делом. А в остальном жили тем, что подавал Бог, высунувшись из своего облака. Повезло одному Тимуру, который с помощью родственников купил небольшой аппарат для производства мандаринового сока. Сок он закатывал в бутылки и жил лучше прочих. Иностранец устроился смотреть за его машиной и даже починил её, когда вместо мандаринов туда случайно насыпали грецкие орехи. Всему греческому мало везло в наших местах. Потом у нас стали меняться власти – одна за другой, и мы забыли, что иностранец на самом деле иностранец. Как-то нам уже это было неинтересно, он был уже свой, толстый и смешной, пел и пил с нами наравне. На жизнь он не жаловался, а я заметил, что, если мужчины старше сорока начинают много жаловаться на жизнь, очень хочется им сказать: «Потерпите, недолго уж».

То, как пропала Мария со своей дочерью, никто из нас вовсе не вспоминал. Мы отгоняли от себя мысль о том, что никто из беженцев не добрался до Эндурска, а попал прямиком на небеса. Один швед не оставлял поиски, он всё писал куда-то в свободное от мандаринов время. Как-то он встретился с одной старухой, что сказала, будто видела Марию с дочерью в ущелье Орехового леса в тот день, когда эндурцы решили покинуть наши места.

Швед вёл кипучую деятельность, которую мы принимали за лёгкое тревожное похмелье. Наконец ему пришла посылка – довольно большой тюк. Он вышел с ним из дверей почтового отделения, и сперва мы решили, что он заказал на родине теплицу. Но это оказалась вовсе не теплица.

Иностранец долго снимал упаковку со своей посылки, и поглазеть на это сбежались все наши односельчане, многие бросили философские размышления на верандах, приползли старики, шаркая ногами и поднимая пыль, которая долго не оседала на дороге. Прибежали дети, прервав свои беззлобные драки, пришли даже женщины, что перебирали фасоль под навесами. Мы продолжали спорить, теплица это или не теплица. Некоторые меняли своё мнение с каждым движением иностранца. Кто-то стал говорить, что он купил большую палатку и теперь будет жить в ней, потому что жить в доме исчезнувшего человека ему невмоготу. Но наконец наш гость закончил своё дело, и мы поняли, что иностранец собрал летательный аппарат. Я видел такие ещё до второй

войны, впрочем, видел и до первой – они летали над морем и иногда даже катали отдыхающих. Иностранец приладил к дельтаплану моторчик и обвёл всех довольным взглядом.

И тут мы поняли, что он собирается искать свою суженую в Ореховом лесу.

Тогда мы стали уговаривать его не делать это – сперва вместе, а потом по очереди. Мы приходили к нему с вином и небогатой едой и рассказывали страшные истории об Ореховом лесе.

Даже я поведал иностранцу, как мой школьный учитель арифметики хотел найти тайную дачу Сталина, да так и исчез. А ведь Сталина давно нет, а может, и не было никогда. И где-нибудь на краю леса стоит дача, но вовсе не отца всех народов (кроме греческого и тех, других, которых он послал в Северный Казахстан). И вовсе не дача там стоит, а домик пастухов. Да и домика никакого нет. Просто леса у нас вовсе не такие, как во всех других местах, и может почудиться всё что угодно.

Одним словом, с тех пор мы плохо знали арифметику, что нам очень мешало, когда мы привозили мандарины и орехи на рынок.

Во время той войны в Ореховом лесу ловили шпионов, а потом ловили греков, которые не знали, что их выслал Сталин, но так никого и не нашли. Ничего из этого хорошего с поимщиками не вышло, служба их повернулась дурно, и никому радости эти затеи не принесли. Если не считать того, что, как мололи языками старухи, неизвестные нам греки дожили свою жизнь в горах, растворившись в лесу. Некоторые говорили, что Ореховый лес заминирован ещё с той войны, а потом его заминировали во время первой войны, а потом и во время второй.