Мир без звезд

Но потом кластеры распались. Это произошло из-за гравитационного воздействия галактик. И рассеяние материи стало слишком большим, что препятствовало продолжению образования звезд. Яркие звезды выгорели. Но красные карлики все еще существуют. Например, звезды типа М существуют больше пятидесяти, миллиардов лет.

— Извините! — раздраженно прервал Рорн. — Мы с Валландом знаем элементарную астрофизику. — Он повернулся к канониру: — Верно?

— Зато теперь я начинаю понимать ее смысл, — спокойно сказал Валланд. На его лице отразился интерес, он забыл затягиваться и зажал трубку в кулаке. — Звезды настолько далеки друг от друга, что без большого телескопа от одной другой не видно. Бедны металлом, потому что рано окончилось обогащение от сверхновой. И старые — очень старые.

— Верно, — сказал я. — И то же верно насчет планет. Почти что без железа, меди, урана и всего, что так облегчило нам развитие промышленности. Но легкие элементы существуют, и существует жизнь. И существует разум.

Я не знаю, каким образом внешники смогли выйти из каменного века. Это как раз то, что мы в числе прочего и должны выяснить. Можно строить предположения. Они могли экспериментировать с электростатикой, с вольтовым столбом, с керамикой. В конце концов они могли постичь и электродинамику — допустим, керамические трубки с электролитами в роли проводников. И наконец, они могли научиться извлекать из руд легкие металлы вроде алюминия и магния. Но для этого им должны были понадобиться многие миллионы лет цивилизации.

— Интересно, что они смогли узнать на этом пути? — задумчиво спросил Валланд. — Да, теперь я понимаю, зачем мы туда идем.

— Даже после открытия техники межзвездного прыжка они странствовали вне галактик, — продолжал я. — Они не могли бы выдержать радиации. Там, где они живут, нет естественной радиоактивности, достойной упоминания, — ну, может быть, чуть-чуть чего-то вроде калия-40. Их солнце не испускает сколько-нибудь заметного количества заряженных частиц. Галактического магнитного поля, ускоряющего космические лучи, нет. И сверхновых тоже нет.

— Так, может быть, им свойственно естественное бессмертие? — предположил Валланд.

— Сомневаюсь, — ответил я. — Верно, мы нагружены большей радиацией. Но ведь и обычный квантовый процесс тоже меняет клетки. И вирусы, и химические агенты, и Q-фактор, и вообще все, что только у них в мире может найтись.

— Так они изобрели антитанатик? — спросил Рорн.

— Не знаю, — ответил я. — Если нет, то это ценная вещь, которую мы могли бы им предложить. Надеюсь.

Я увидел, как Валланд скривил губы, — он меня понял. Космонавты об этом много не говорят, но есть расы, такие же разумные и способные страдать, как и мы, которым никто не дал средства от старения. Это в большинстве случаев очень тяжелая работа: разработать синтетический вирус, который не атакует клетки организма, а уничтожает все, что не соответствует генетическому коду хозяина. Если биохимия слишком отличается от того, что мы знаем, — ну что ж, приходится оставлять такие планеты в покое.

— Будем держаться фактов, — поспешно добавил я. — В конце концов внешники добрались до края галактики под хорошей радиационной защитой. Вышло так, что первым миром, на котором мы с ними установили контакт, оказалась Зара. У нашей компании там фактория.

Мы до сих пор не знаем, сколько миров они посетили до того. В нашей собственной галактике миров более ста миллиардов, и большинство из них обитаемые. Я сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим их все. И там могут оказаться цивилизации не слабее нашей, в двух шагах от дома. А мы совершаем прыжки за Андромеду!

(Последнее соображение я как-то позже в этом рейсе высказал Хьюгу Валланду. «Это не удивительно, — ответил он. — Всегда так было. Испанцы стали селиться на Филиппинах раньше, чем определили береговую линию Америки. Люди оказались на Луне раньше, чем на дне впадины Минданао». Тогда я его не совсем понял, но с тех пор прочитал кое-что по истории Дома Людей.)

— Зара, — скривился Рорн. — Не очень себе представляю…

— Это не удивительно, — ответил Валланд. — Там брось палкой — попадешь в планету. Хотя не знаю, зачем человеку швыряться палками в планету, которая ему ничего дурного не сделала.

— Она того же типа, что и родная планета внешников, — сказал я. — Я имею в виду Зару. Холод, водородно-гелиевая атмосфера и прочее. С нашей факторией они установили контакт потому, что это был единственный комплекс машинной культуры на всей поверхности. Сначала у них были обычные лингвистические трудности, но потом начали общаться. Вот изображение.

Я включил проектор и показал изображение этого существа с разных сторон. Оно не более отличалось от человека, чем многие из моих друзей: приземистое, покрытое чешуей тело, с причудливой губчатой головой; в одной из нескольких рук зажато что-то блестящее.