Часть присоединившихся по дороге вершников распрощалась с отрядом прямо за воротами, остальные покидали их по мере того, как поезжане углублялись в город — занять заранее сговоренную комнату на постоялом дворе, остановиться у родни, попытаться найти место в стоящей на отшибе корчме. Дом Огастова кузена располагался недалеко от Порта; жданных гостей устроили частью в доме, частью в шатрах — Огаст явно не был единственным родичем хозяина, но на тесноту никто не жаловался: не ярмарка же, серьезное дело. Пахло лошадьми, множеством людских тел, камнем и, сильнее всего, — рыбой и морем, чьи запахи приносил летящий со скал ветер.
За ужином Жозефина расспросила Огаста, что и когда теперь будет.
— Скорее всего, завтра к вечеру что-то уже скажут, — отозвался он, вылавливая из ухи особо аппетитный кусок морского окуня. К еде гостям подавали местное вино из знаменитого ледяного винограда. — Как только будет весть о смерти Ундеваля, соберется Вече Серебра, чтобы выбрать нового Предводителя Севера. Это будет непросто, ведь ему придется склонить колено перед короной. Вы сами собираетесь присутствовать на Вече?
— По какому праву? — удивилась девушка.
— По праву серебра в гербе, — теперь удивился Огаст. — Если вы пожелаете участвовать, я был бы счастлив вас сопроводить — вы имеете право провести с собой любого человека. Там будет многое сказано…
Что ж, коль она могла явиться туда, то могла и говорить — но что она могла бы сказать, не зная ни этой земли, ни людей?.. Но Огаст был прав — посмотреть и послушать было интересно.
Договорившись на этом, они распрощались — Огаст отправился к кузену, а Жозефина попросила своих отвести ее в знаменитый Порт — древнюю бухту, выплавленную в скалах еще Первыми, первый и единственный морской порт Хищного моря. Сопроводить госпожу пожелали все, и шестеро вершников двинулись по каменной мостовой.
Кор Фъер, столица Севера, с первого взгляда отличался от городов более теплых земель: многие дворы были крытыми, улицы сплошь вымощены камнем. Кое-какие дома из самых древних были частично построены из костей морских чудовищ, давших название Хищному морю. Около Порта таких домов было особенно много.
Улица уперлась в прикрывающий собой проход между двумя высоченными скалами круглый бастион, сложенный все из того же крапчатого серого камня. Стену прорезали три арки с дверями из мореного дуба, и на каждой был кованый серебряный знак.
— Это Ворота Порта, — поясняли северяне. — Слева — выход к самому Порту, прямо — Маяк, а правые для грузов.
— Давайте сначала в Порт, — решила Жозефина, и отряд двинул к левой арке. Оставив коней, они спустились вниз в могучей клети человек на двадцать, опускаемой огромной лебедкой, в которую были впряжены четыре пары широкоплечих низеньких лошадок местной породы, легко несущих и тяжелые грузы, и конников что по ровной дороге, что по горам. Отряд покинул клеть, прошел по широкому короткому проходу между постройками, и перед ними во всей красе развернулся Порт Хищного моря.
Мостовая спускалась к причалу, построенному у подножия подпирающих небо скал. На сияющих солнечным золотом водах покачивались парусники, стройные и изящные; ровный соленый ветер, дующий с моря, сдувал запахи смолы, пищи, отходов, оставляя воздух процеженным до осязаемой чистоты. Над головами реяли альбатросы, кричали чайки, поколениями вившие гнезда на невообразимой высоте скал, что замыкали Порт. В отдалении стояли рыбацкие баркасы, выгружавшие вечерний улов. Порт жил, дышал, двигался, говорил, шумел, и даже северяне очарованно замерли вместе с госпожой и магом; морские ворота, созданные тысячи лет назад, проплавленные в неприступных скалах, потрясали одинаково и мощью, и красотой, и тем искусством, благодаря которому смогли существовать. Надышавшись морским простором, люди и ушан вернулись к Воротам Порта и поднялись наверх, на Маяк, к простору воздушному.
Солнце уже коснулось закатной черты, и золото вод сделалось червонным. Ветер, ровный и сильный внизу, здесь и вовсе хлестнул, ударил в лицо, заполнил грудь, растрепал волосы, навсегда поселив внутри отпечаток моря; объятая скалами бухта отсюда казалась совсем небольшой, зато морской простор разворачивался широко, от горизонта до горизонта, и весь сиял мягким светом заходящего солнца. Было видно, как тень ползет по скальным, поросшим бурым мхом и лишайником стенам, по взбирающемуся на вздыбленный берег городу, и жила мысль, что здесь воистину место видеть мир с высоты — так, как видели его Небесные Всадники, самые знаменитые из детей Севера.
Они уходили окрыленными и притихшими, уносящими в себе эту красоту и простор, измененными ими. И на обратном пути, ведя коней в поводу, они вспоминали распевные баллады о море и крыльях, и им подпевали со дворов, мимо которых они проезжали.