Мир Чаши. Дочь алхимика

— После Вече — обязательно, — согласился Гар, и девушка бережно убрала Яйцо обратно. Если кто-нибудь решит его заполучить, то сможет только снять с трупа, как и все остальное — от гербового перстня Дома до перстня отца.

— Скажи еще, кто такие люди, которые спрашивают ни о чем?

— Ты прочитала мое письмо?

— Да, — твердо ответила Жозефина. — Извини, дядя, но после известия о пожаре и смерти мамы мне нужны были все знания, до которых я могла дотянуться.

Он только махнул рукой — понятно, мол, о чем тут говорить.

— Это шпионы, — и Жозефина кивнула, снова находя не новое знание, но лишь подтверждение того, что чувствовала сама. — Видно, я все еще опасен, по мнению короны, и потому за мной следят. Я никогда не лез в эти дела, и когда Лили отказалась от своего предназначения…

— Предназначения?

— Быть Хранительницей Севера, как последнему Всаднику и де Крисси, — пояснил дядя, — я просто поддержал ее чем мог и не стал ни в чем убеждать. Хотя я бы сказал, выйти замуж за твоего отца тоже было подвигом, да и детей она воспитала чудесных… Пойми правильно, Жози: в твоем отце словно жили два совершенно разных человека — во всем, что касалось его работы, он оказывался жестким до жестокости, хотя с Лили всегда был очень нежен, и, честно говоря, он ее спас. Спас деньгами, спас этим браком, заслонил своим положением, и на ее счет корона вроде бы успокоилась. Хотелось бы, чтобы ты избежала той судьбы, от которой Штерн защитил Лили.

— Они дали мне слишком много, чтобы это случилось.

— Надеюсь. Правда надеюсь, девочка. Ундеваль умирает, и мы опять на пороге случившегося двадцать лет тому назад, а тут еще Алые… Север не могли сломить ни силой, ни магией, пока не появились Гончие Смерти. Но, — он взглянул на племянницу, — сейчас нам есть что противопоставить и им, и людям. Мы слишком привыкли к поединкам чести один на один, к битвам между героями… а теперь знаем, как держать строй и заходить в тыл врага.

Над городом разнеслись заунывные звуки рога, и герольд проехал по улицам, возвещая о кончине Предводителя Севера Ундеваля. Трепетавшие в небе знамена приспустили с замковых шпилей, и вместо праздничного шума город накрыл ровный гул разговоров, а потом стих и он: северяне готовились собраться с рассветом на Вече. Доставали из сундуков и расправляли лучшие дублеты и плащи, начищали сапоги и гербовые перстни, расчесывали конские гривы и перебирали упряжь; ночью кое-где веселье продолжалось, но уже ощутимо тише: многие решили выспаться перед столь важным событием и не затмевать ясность ума переизбытком пива и меда или недостатком сна. Гостеприимный дом, приютивший лазурь и серебро, тоже затих уже к чистолунию.

Жозефина проснулась мгновенно и резко; в боку догорало ощущение толчка. Воздух вокруг перетекал серыми клубами тумана: тумана, которого тут не могло быть.

Она села, вынырнув из тумана по плечи. Все остальные спали, или, вернее сказать, пребывали в неком дурмане — на голос они не отзывались, от пощечин не просыпались, и тела их были странно тяжелыми. Тогда Жозефина вчувствовалась в туман; как она и ожидала, это было заклинание, притом весьма сложное: часть его, проявлявшаяся как туман, несла плетение сна, а иная часть явно была поисковой; молчаливые струны тянулись от верхушки маяка до самых городских стен, и при прикосновении к Жозефине вибрировали гулко и низко. Быть может, так принято делать перед Вече?.. Нет, ее бы предупредили. Значит, кого-то искали, и, весьма вероятно, искали именно ее. Туман усыпляет, а проснувшийся касается струн и тем самым выдает себя.

Она еще додумывала мысль перерезать эти струны мизерикордией, когда в шатер вошел некто. Не слишком высокий, глубоко немолодой, в хламиде, до твердости пропитанной морем — пятна соли и совершенно размытый цвет угадывались даже в сумраке шатра. От него веяло Силой, пронзительной и свежей, как морской ветер бора, и древней, как само Хищное море; это не мог быть никто иной, кроме как морской маг.

— Если вы пойдете на Вече Серебра, ваша история закончится, — проговорил он надтреснутым, скрипучим голосом корабельного дерева.

— Кто вы? — невозможно было не спросить. Сейчас риск мог оказаться слишком велик.

— Возьмите Ключ, — продолжал маг, словно не заметив вопроса.

Жозефина взглянула на протянутый ей ключ — крупный, тяжелый, с серебряным оголовьем в виде трех то ли башен, то ли горных пиков, — но брать не стала.

— Я не знаю, кто вы, от чьего имени говорите, и не могу доверять вам.

— У вас есть два пути. — Он не угрожал: в голосе была только глубокая, застарелая усталость, давно выцветшая подобно его хламиде. — Вы берете Ключ и проходите испытание, и тогда я вам не враг, но верный слуга. Если вы отказываетесь, то вам все равно придется пойти со мной, но сначала вам будет предстоять поединок.