Мир Гаора. 5 книга. Ургайя

— Меня уволили. Фирма разорена, мой цех ликвидирован, балласт, — он скривил губы в горькой усмешке, повторяя слова главы фирмы, пришедшего лично объявить ему, остальным мастерам и подмастерьям о своём решении, — сброшен.

Да, так и сказал, что мы — балласт, помеха, нежелательные свидетели. Все вон, а попробуете болтать и чего-то требовать — будет хуже. Откровенно, простыми словами, а за его спиной два охранника из бывших спецовиков с боевым оружием наготове. И тут же, прямо при них демонтируют станки, сваливают в ящики почти готовые изделия и полуфабрикаты, инструменты и лекала. И не рабы из обслуги, а тоже охранники. И всё навалом, так что ясно: не на хранение или перебазирование, а на уничтожение.

— Отец, это… из-за…

— Ты читала?

Она молча кивнула.

Он снова криво усмехнулся.

— Я… мы… не поверили… отец…

— Там всё правда, — твёрдо ответил он. Снова как-то странно усмехнулся и тихо добавил: — Но не вся, — и твёрдо, прежним голосом и тоном главы семьи: — Иди спать.

— Да, — послушно кивнула она. — Спокойной ночи, отец.

— Спокойной ночи, — кивнул он ей вслед.

Мягко почти бесшумно закрылась дверь детской девочек, ночная тишина спящего дома, его дома, его семьи. Он всю жизнь думал только о семье и работал на благо семьи, и вот… Как же страшна Твоя кара, Огонь. Почему Ты не остановил меня тогда, в первый день? Я бы отказался и, да, потерял бы место, но я был молод и нашёл бы другую фирму, работал бы с… другим сырьём, да, за меньшую зарплату, но был бы чист перед Тобой, Огонь. А сейчас… уходить поздно и некуда. Только… да, иного пути у меня теперь нет. До седьмого колена Огонь карает. Прости, Огонь, что… что не понял Тебя, не захотел понять раньше. А ведь Ты предупреждал. Два мертворождённых законных сына, трижды от разных женщин слабенькие умирающие в первые же месяцы бастарды, а законные дочери… Старшим ещё тогда, на их совершеннолетие, Ведомство Крови поставило штамп на их картах: «Репродуктивная деятельность нежелательна ввиду потенциальной генетической неполноценности». На бумаге, не на теле, но тоже «пересмотру не подлежит». Младшей разрешили рожать, а внуки… Огонь Великий, будь к ним милостив, они не при чём, моя вина, я и отвечу…

Он тяжело встал, взял из буфета чашу для возжиганий и поставил её на стол, пошёл в спальню, забрал из потайного ящика в прикроватной тумбочке папку с документами на квартиру и на храмовые вклады дочерей и внуков, вернулся и положил её рядом с чашей. Проверил, как разложены документы. Будем надеяться, что зять выполнит его завещание и не выгонит девочек, оставит семью общей. Огонь возжигать не будет, чтобы никого не разбудить, Огонь поймёт… Пойми меня, Огонь, я не для себя, для них, прими меня и дай мне предназначенное, но пощади их…

Выключив свет, он вернулся в спальню, достал из прикроватной тумбочки со стороны жены — так там всё и оставалось нетронутым со дня её смерти, хотя уже… сколько же лет прошло, нет, неважно — пузырьки и коробочки с таблетками, отобрал болеутоляющие, успокаивающие и снотворные. Врачи и аптекари предупреждали, что ни в коем случае нельзя смешивать, что несоединимые, принимать строго по расписанию с перерывами и следить за дозировкой, потому что превышение смертельно опасно. Вот и соединим, стакан с водой у изголовья наготове, и выпьем все, и сразу, горсть за горстью, всё. И ляжем, чтоб не на полу, а в своей постели. И… голова уже кружится и в глазах темнеет, мрак и боль вечного Огня, иду к Тебе, Огонь Справедливый…

В спальне девочек сёстры снова переглянулись. Кажется, да, отец лёг и заснул. Ну, слава Огню, отец дома, жив и здоров, теперь всё будет хорошо.

Королевская Долина. «Логово» Акхарайнов

В замке Акхарайнов благопристойность, тишина и порядок. Не приём и тем более, не бал, даже не, как говорят алеманы, раут, а просто маленький… мм-м… скажем так: мальчишник в кабинете для бесед.

— Подлые мерзкие твари! Клянусь, Огнём клянусь, я их найду! Я их уничтожу!

— Ты про газету?

— Нет! Об этих я и мараться не стану! Это только… стадо! Куда им пастух укажет, туда и бегут. Но пастухов я найду!

— Ты понимаешь, куда пойдёт след? И сколько ты пройдёшь, нет, тебе дадут по нему пройти?

— Хоть на шаг, но я…

— Окончательно загубишь род.

— Да плевал я на род!

На столь кощунственное, даже святотатственное заявление собеседники промолчали, дружно сделав вид, что не только не слышали сказанного, но и что ничего не прозвучало. «Думать ты можешь, что угодно, но вслух должен говорить только то, что положено», — старая мудрость, но, к сожалению, пренебрегаемая нынешней молодёжью. Но никто и не возразил. Если кому-то так хочется испепелить свой род, то, как говорится: нам же меньше работы. Когда твои враги истребляют друг друга, не мешай процессу

Молчание собеседников, их скучающе равнодушные, не осуждающие лица не то, чтобы отрезвили, но заставили всё-таки остановиться и перевести дыхание.

После недолгого молчания разговор возобновился очень спокойным и умеренно деловым тоном.

— Потери настолько велики?