Мир глазами Гарпа

— С каждым разом я видела все меньше и меньше воинов, — сказала она. — В последний раз их оставалось всего девять. И все выглядели такими голодными! Они, похоже, съели и запасных лошадей. Тогда стояли ужасные холода!.. Как мне хотелось им помочь! Но ведь мы жили в такие далекие друг от друга эпохи! Как я могла помочь им, если тогда и на свет-то еще не родилась? Разумеется, я понимала, что они непременно умрут. Но это заняло так много времени… В последний раз, когда они пришли, фонтан был замерзший, и они мечами и пиками разбили лед на куски, развели костер и стали топить лед в котле. А потом достали из седельных сумок кости — разные и совсем без мяса — и покидали их в котел, чтобы сварить бульон. Должно быть, весьма жиденький бульон получился. Не знаю, чьи это были косточки. Кроличьи, должно быть. А может, оленя или дикого кабана. Или запасных лошадей. Я старалась не думать о том, что это могли быть и кости исчезнувших воинов…

— Ты, бабушка, ложись-ка и спи, хорошо? — ласково сказал я ей.

— И ты ложись. И не беспокойся насчет того медведя, — сказала она мне.

Ну а что дальше? — думал Гарп. Что с ними может случиться дальше? Он и сейчас еще не был до конца уверен, что с его героями уже

что-то случилось и почему это случилось именно с ними. Гарп был прирожденным рассказчиком; он мог выдумывать одну историю за другой, точно нанизывая ожерелье, но каков был их общий смысл и сюжет? Что, например, значил этот сон и какова судьба рассказчика сна и его друга, певца? И что будет с остальными героями? Ведь все это нужно как-то соединить, дать всему этому естественное объяснение… А какое объяснение будет естественным? И какой конец позволит им всем стать частью одного и того же мира? Гарп понимал, что его знаний пока недостаточно, но доверял своему внутреннему чутью. Это чутье привело его к дверям пансиона «Грильпарцер», и теперь остается лишь довериться инстинкту, который твердит, что двигаться дальше нельзя, пока он не узнает о жизни гораздо больше, чем теперь.

То, что делало Гарпа старше и мудрее его девятнадцати лет, не имело никакого отношения к его жизненному опыту и образованию. У него было внутреннее чутье, была определенная решимость, было терпение, гораздо более крепкое, чем обычно у таких молодых людей, и он просто любил работать как следует. Если приплюсовать знания в области языка и литературы, которые дал ему мистер Тинч, то в этом и состояло его богатство. По-настоящему на Гарпа подействовали только два факта его жизни: страстное желание матери во что бы то ни стало написать книгу и то, что самые душевные и по-человечески близкие отношения сложились у него с проституткой. То и другое, как выяснилось впоследствии, как раз и помогло Гарпу в формировании его знаменитого чувства юмора.

Он снова отложил «Пансион „Грильпарцер“ в сторону. До поры до времени, думал он, понимая, что должен узнать о жизни как можно больше, хотя единственное, что он мог делать, — это смотреть вокруг, бродить по Вене и учиться. Вена ради него как бы затаила дыхание. И жизнь тоже. Чувствуя это, он без конца расспрашивал Шарлотту, старался подмечать, что и как делает его мать, но, видимо, был пока просто слишком молод. Он знал, ему необходимо обрести умение видеть. Видеть общий порядок вещей, видеть совершенно по-своему. Это придет, твердил он себе, словно тренируясь перед очередными состязаниями по борьбе, когда приходится делать массу бессмысленных, но необходимых вещей — прыгать через веревочку, бегать круг за кругом по узенькой дорожке, поднимать тяжести.

Даже у Шарлотты есть свое видение мира, думал Гарп и совершенно точно знал, что оно есть у его матери. Однако ему не хватало пока мудрости вообразить себе мир глазами Дженни Филдз. Впрочем, он был уверен: дайте срок, и он сумеет увидеть мир своими собственными глазами, без помощи и подсказки со стороны реального мира, который его окружает и вскоре станет ему помощником.

6. «Пансион „Грильпарцер“

Когда в Вену пришла весна, «Пансион „Грильпарцер“ еще не был закончен; Гарп, разумеется, не писал Хелен о знакомстве с Шарлоттой и ее подругами. Дженни — ценой неимоверных усилий! — удалось поднять свое мастерство на более высокий уровень; в частности, она нашла наконец подходящие слова для тех мыслей и чувств, которые кипели в ней с того самого вечера, когда она обсуждала с Гарпом и Шарлоттой тему „плотского вожделения“, — старые слова из ее собственной давней жизни, но благодаря им она сумела выстроить начальную фразу той книги, что впоследствии сделала ее знаменитой.