Мир и война

Западный фронт состоял из 50-ти стрелковых, 3-х танковых, 16-ти кавалерийских (зачем так много лошадей?) дивизий, из 16-ти стрелковых бригад, 2-х воздушно-десантных, 22-х танковых бригад. Численность войск — 748000 человек. Потери — 101 тысяча убитыми и 160 тысяч ранеными, всего — 261 тысяча. (Примерно 25 % от общего состава.)

Но это только один фронт из трех и только за один месяц. Если считать, как теперь пишут историки, что московская битва окончилась не в январе, а в апреле 42-го, то по тем же засекреченным еще недавно данным наши потери в ней составляют 2 миллиона 300 тысяч человек.

А победа? Она была. Но местного характера и больше всего морального свойства. Что, конечно, имело громадное значение. Однако… какой ценой? Хотя известно из песни одного достойного человека, что мы «за ценой не постоим…» Хорошо, «не постояли». Но на правду-то, по крайней мере, могли рассчитывать?

Нет, не могли. И, поскольку гордиться при таких жертвах и потерях нашим генералам и маршалам вроде бы нечем, создавались туманные лубочные картинки общего подвига, а конкретные факты сводились к смелым и отчаянным действиям одиночек-снайперов (Мария Поливанова), одиночек-партизан (Зоя Космодемьянская), отдельных пулеметных расчетов и стрелковых взводов, или к непонятному мне уже тогда безнадежному противостоянию двадцати восьми бойцов и командиров целой немецкой танковой колонне… Возникал вопрос, чреватый опасными последствиями для спрашивающего: где же были остальные войска, почему 28 храбрецов должны были заменять собой целый батальон или бригаду?..

То же происходило и во время финской кампании 39-го-40-го годов: страшные односторонние потери и полное их замалчивание. То же было и в прошлые века: русская армия всегда несла наибольшие потери — и относительные, и абсолютные. (Достаточно вспомнить «битву народов» под Лейпцигом в 1813 году.)

До второй мировой войны создалось твердое убеждение, среди военных тоже, что мы противника (немца, японца — любого) шапками закидаем. Под Москвой, и не только там, мы закидали его трупами наших бойцов и командиров…

Впрочем, что говорить о войне — а до нее? А после?.. Трупы умерших от голода на Украине, погибших в междоусобной бойне, на принудительных работах, расстрелянных и замученных в концлагерях, в тюрьмах…

Пепел сожженного отца, как мы знаем из книги нашего детства, долгие годы стучался в сердце Тиля Уленшпигеля. А в наши сердца?.. Можно ли в них достучаться?

ГЛАВА VIII.

 Юрий и некий инженер Талмудовский. Последняя встреча с отцом. «Лучший друг» писателя Симонова… «Кошка, скажи этой дуре…» Майор очень хочет Юрия… Поездка в Иран. Мелкие военные передряги. Юрий становится «властителем» 70-ти живых душ и 50-ти автомашин. Бывший Левьер — ныне просто Мерсье… Пронесло!.. Слово «геноцид» тогда не знали

1

Да, вы правильно догадались: Юрий не слишком долго задержался в штабе 11-й армии на не вполне понятной ему, но упорно существующей в штатном расписании должности помначальника автоотдела. В апреле 42-го его опять вызвали в Москву и он получил новое назначение — на этот раз далеко от родных мест: аж в Тбилиси, в штаб Закавказского фронта… Должность? Помнач… (ну, никак не уйти от этого «пом»!) отдела. Опять, наверняка, сводки, бумажки, телефоны…

А ведь он просился на настоящую строевую — в роту, хотя бы во взвод. Однако в отделе кадров, видимо, считали, что, ежели он такой образованный — окончил целых три курса военной академии, — то пускай и работает в больших штабах. В общем-то, эти «дубы»-кадровики, как он их неласково называл, прямо или косвенно увеличивали его шансы выжить, чего Юрий в ту пору не понимал, а потому не был склонен благодарить их…

Среди собратьев-автомобилистов, людей достаточно непоседливой профессии, Юрий знавал и таких, кто за всю войну сменил от силы одно-два места службы. Сам же он переменил их около десятка — и вовсе не по той причине, что и знаменитый «летун» инженер Талмудовский «с висячим, как банан, носом» — персонаж обожаемого Юрием в те годы романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Помните, как этот «спец» в очередной раз срывался из очередного советского учреждения с воплем: «Только судом! Только судом!», имея в виду, что опять там не создают нужных условий и мало платят. Что ему было, этому носатому, до охватившего всю страну энтузиазма! Таким лишь «тугрики» подавай…