Мир “Искателя” (сборник)

— С Таймыра с Гришкой и топаем, — разговорился подобревший от табака дядя Митяй. — Нешто можно так с рабочим человеком обращаться? Столяры мы, столярами и подрядились. А нас, поди ж, плотниками поставили. Плотник — он плотник и есть, а столяр — он столяр. Свое ремесло у каждого. Нешто мы плотниками подряжались?

— Ясно, столярами! — горячо вступился Григорий. — Плотниками мы бы ни в жизнь не пошли.

— Вот то-то и оно-то. Не пошли.

И дядя Митяй долго и старательно объяснял нам, что они с Гришкой столяры, а не плотники, и рядились столярами, а их глупый и непонимающий начальник заставлял работать плотниками. Они, конечно, могли и плотничать, но какой уважающий себя столяр согласится быть плотником, коль и подрядился-то он столяром, а совсем не плотником, хоть и может плотничать.

Мы слушали, не перебивая, и разглядывали путешественников. Одеты они были ладно, добротно, даже, я сказал бы, с щепетильной опрятностью: полушубок с кушаком, за который заткнут топор, треухи, ватные брюки, валенки.

Меня, как навигатора, интересовало многое.

— Как же вы ориентируетесь? — спросил я. — Как правильное направление держите?

— Компас у нас, — и дядя Митяй достал обыкновенный туристский компас, который в этих широтах показывает то ли направление, то ли цену на дрова в бухте Тикси. — Да вот часы. Проверить бы не мешало.

Сверили часы. Дядя Митяй подвел свои на пять минут.

— Ничего. Дойдем. Почитай, уж половину пути прошли.

— И не страшно? — поинтересовался Патарушин.

— Не… — протянул Григорий.

— А медведь?

— А топоры?

— Почему же вы берегом не пошли? — спросил Титлов.

— Дальше, — ответил дядя Митяй.

— Да ведь пустяк. Всего на триста километров. Так по семле, не по океану.

— По берегу медведей больше.

Мы с восхищением смотрели на двух простых русских людей, решившихся на такое путешествие. По своему маршруту, по элементарности оснащения и по смелости замысла оно, пожалуй, не имело себе равных.

Попытка Нансена и Иогансена пройти от дрейфующего “Фрама” к полюсу и вынужденное отступление к острову Белая Земля считается классическим эталоном пешего полярного путешествия. О том, какие трудности и лишения пережили путешественники, нет смысла пересказывать. Этот поход блестяще описан в книге Фритьофа Нансена “Фрам” в полярном море”.

Двое, что сидели перед нами, уже прошли триста километров и были уверены, что пройдут еще семьсот. Триста — это по прямой. А обход разводни? А дрейф льда, постоянно относивший их обратно? А свирепые пурги и лютые морозы?

Но никому из нас не пришло в голову назвать их героями. Почему?

Об этом мы подумали после того, как уговорили дядю Митяя и Гришу сесть к нам в самолет, — а уговаривали мы их долго, заверили, что и платить им не придется, и вдобавок пообещали взять на себя хлопоты объяснить начальству их самовольную отлучку.

И всегда, когда мне к слову приходилось рассказывать эту историю, мнения слушателей разделялись. Одни утверждали: “Герои!”, другие упрямо твердили: “Нет!” Наверное, будут свои мнения и у читателей.

Тогда спор о герое и подвиге стоит продолжить.

Валентин Аккуратов

КОВАРСТВО КАССИОПЕИ

— Горючее кончается, — сказал пилот флагштурману. — Через час будем падать.

И тогда, словно по заказу, в облачном месиве, плотно затянувшем поверхность Ледовитого океана, появилось “окно”.

— Земля! — крикнул штурман и откинул с головы капюшон чукотской малицы, чтобы лучше, вернее разглядеть сушу, спасительную сушу, так неожиданно открывшуюся под ними.

— Ледник… — протянул разочарованно пилот. — Ледник. А мы на колесах…

Флагштурман Михаил Гордиенко пожал плечами:

— Должно быть, это остров Джексона. От него до базы на Рудольфе всего тридцать километров.

— А ты уверен, что это остров Джексона? — спросил штурмана пилот. — Земля Франца-Иосифа насчитывает восемьдесят семь островов 1. Мы четыре часа не видели земли.

— Этот Джексона. Больше мы не увидим земли. База на Рудольфе в тридцати километрах.

— Вот только в какую сторону?

— Вот именно… — протянул штурман.

— Ладно, — сказал пилот. — Снизимся, посмотрим, — и обратился к радисту: — Сообщи, чтобы остальные самолеты следили за нами.

Сбросив газ, огромный оранжевый четырехмоторный самолет ушел в “окно”.

— Видишь, снег неглубокий… Лед-то как блестит.

— Жаль, что мы не на лыжах, — сказал пилот. — Всем уйти в хвост! Немедленно!

Гордиенко понимал, что это необходимая мера. Она преследует две цели: даст самолет “козла” — люди будут своего рода балластом, который может помочь машине вернуться в нормальное положение; случится что-либо похуже — из горького опыта катастроф известно: хвост почти всегда остается целым.

Однако штурман остался рядом с пилотом.

Сделав широкий круг, самолет зашел на посадку и низко потянул над темными трещинами ледников.

— Тяни! Тяни! — послышался над ухом пилота голос штурмана. — Там, впереди, ровно! И трещин нет!