Мир истории: Россия в XVII столетии

Во всей внутриполитической жизни России XVII века нарастают явления, которые дают основание считать последнюю его четверть эпохой предреформенной, временем подготовки и в какой-то степени начала петровских преобразований. Нет никаких оснований считать время Петра Великого, как это делали и делают многие историки и публицисты дооктябрьского периода и их приверженцы в современной буржуазной науке на Западе, своего рода революцией на троне, положившей начало качественно новому периоду в истории России — петровской Руси. На самом деле эпоха реформ Петра — прямое продолжение и развитие того, что замышлялось и проводилось в жизнь, пусть еще робко и непоследовательно, при его деде, отце и брате.

Начало новой династии

…В студеную пору начала 1613 года Москва, недавно освобожденная от интервентов, была взбудоражена многолюдьем и слухами: отовсюду сюда съезжались бояре и дворяне, иерархи и посадские люди, даже сельские обыватели из черносошных крестьян. Они откликнулись на грамоты князей Д. М. Пожарского и Д. Т. Трубецкого — руководителей ополченцев, очистивших столицу России и теперь созывавших в нее представителей служилых верхов, «освященного чина» и выборных «всей земли» для земского совета и избрания царя, для устроения государства, разоренного после многих лет Смуты, «литовского разорения».

Чтобы начать дело с чистой совестью и праведными помыслами, Земский собор объявил трехдневный пост. Потом, считая, что очистились от грехов, за которые господь так сильно покарал Русскую землю, приступили к избранию царя. Перво-наперво порешили:

«Ни польского королевича, ни шведского, ни иных немецих вер и ни из каких неправославных государств на Московское государство не выбирать и Маринкина (Марины Мнишек. — В. 6.) сына не хотеть».

Печать царя Михаила Федоровича.

Но единой кандидатуры не оказалось. Назывались имена из великородных фамилий — Голицыных, Мстиславских, Воротынских, Трубецких, Романовых. Наконец выборные из дворян, казаков и богатых купцов своими «писаниями» — письменными мнениями склонили депутатов Земского собора к кандидатуре 1 6-летнего Михаила Романова, не отличавшегося никакими талантами. Но он был сыном боярина Федора Романова, человека энергичного и неуемно честолюбивого, к тому же двоюродного брата царя Федора Ивановича по матери, «тушинского патриарха» (Лжедмитрий II назначил его главой церкви), угодного многим дворянам и казакам, служившим в свое время «тушинскому вору» — Лжедмитрию II. Тем самым Михаил, избранный царем, приходился двоюродным племянником последнему царю из династии Калиты, что дало Михаилу Федоровичу основание называть Ивана Грозного своим дедом. Эту родственную связь отметил один из современников: Михаила Романова избрали «его ради соуза царских искр».

Большая государственная печать царя Алексея Михайловича.

Другие современники передавали слух: царь-де Федор Иванович, отходя сего света, завещал престол, правда, только устно, Федору Никитичу Романову, Последнего в народе знали как доброго и ласкового боярина, человека любознательного и щеголеватого.

Михаила Романова считали подходящим в цари и знатные бояре. Федор Иванович Шереметев писал о том одному из князей Голицыных: «Миша Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден». Бояре полагали, что новый государь, даже когда войдет в возраст, будет добрым и кротким, поскольку, как и царь Федор, отличается умственной и физической слабостью. «Хотели, — по словам В. О. Ключевского, — выбрать не способнейшего, а удобнейшего».

Хотя Романов стал царем по воле Земского собора — органа сословного представительства, его, как и предшественников, быстро начали рассматривать как «богоизбранного» государя, получившего власть от «прародителей своих» — представителей династии Рюриковичей. Избрание первого Романова стали выдавать за проявление божественной воли. Так прямо говорили специально изготовленная при дворе «Грамота утвержденная об избрании на российский престол царем и самодержцем Михаила Федоровича Романова» и «Новый летописец» — памятник официального летописания той поры, Во всем этом традиционная феодально-монархическая идеология XVII века полностью продолжала традиции предшествующих столетий.