27 февраля 1425 года, после тридцатишестилетнего княжения, Василий Дмитриевич скончался, оставив после себя на княжении девятилетнего сына Василия Васильевича.
Государь всея Руси
Борьба за Владимирское наследство
Дмитрий Донской, дед Василия Васильевича, остался на княжении в том же возрасте, что и внук. Немедленно, как мы помним, его право на великокняжеский стол было оспорено Дмитрием суздальским. Дмитрию Ивановичу пришлось сесть на коня и выступить против суздальца во главе московского войска. Не успел отбиться от суздальца, поднялся с теми же претензиями тверской князь.
С той поры минуло шестьдесят лет. Против малолетнего Василия Васильевича никто из русских князей не посмел подняться. Суздаль и Нижний Новгород вошли в вотчину московского князя, потеряли силу тверской и рязанский князья. Ни один город Северо-Восточной Руси уже не мог противопоставить себя Москве, ни один княжеский род не смел оспаривать право потомков Ивана Калиты на великое княжение.
Только Орда и Литовско-Русское княжество, да к тому же в союзе, а не врозь, могли соперничать с Москвой. И не в открытой борьбе, а старым, испытанным способом, внося раздор в московский княжеский дом. Орда давала последний бой рождавшемуся Московскому государству, Витовт к концу жизни прилагал все усилия, чтобы вырвать у Москвы инициативу собирания русских земель, феодальный сепаратизм отживал последние свои годы.
Княжение Василия Васильевича не обещало быть спокойным. Признаки конфликта обнаружились еще при жизни Василия Дмитриевича. На этот раз соперники являлись и могли явиться только в роде Калиты. В их среде и предстояло ордынским владыкам искать соперника малолетнему князю.
В последней своей духовной грамоте, в завещании, Василий Дмитриевич приказал своего сына заботам тестя Витовта, братьям Андрею, Петру и Константину, а также сыновьям сподвижника Дмитрия Донского князя Владимира Андреевича Храброго. Ни в последней духовной, ни в тех, что были написаны ранее, не упомянут в поручителях его старший брат Юрий Дмитриевич. Юрий Дмитриевич и при жизни Василия отказывался признать его право занять место великого князя. Теперь же, когда великое княжение переходило не от брата к брату, а к сыну великого князя, настал час оспорить новый порядок наследования.
Право Юрия Дмитриевича основывалось на старинном обычае, который сам собой отменялся временем и волей московских князей. Не всегда межкняжеская борьба основывалась на праве, очень часто под те или иные претензии подводились и неправовые основы. На этот раз в обнаженном виде сталкивались законность старого и нового порядка: князь Юрий — наследник по старине, утвержденной Ярославом Мудрым, Василий получил старшинство по отцовскому завещанию, продиктованному княжеской волей, осмелившейся рассматривать Владимирское княжение как свою родовую вотчину.
Судьба поставила это столкновение правовых тенденций в особые условия. Старинное право наследования от брата к брату защищает князь, искушенный в политике, новое право представлено отроком, но не отрок его отстаивает, а весь установившийся новый порядок Русской земли.
Опять придется здесь сказать о роли церкви. Митрополиты титуловали себя «митрополит всея Руси». Этот титул был не только формальным обозначением, он содержал в себе и фактическое распространение духовной власти на все земли, где жили русские люди, исповедовавшие греческую веру. Мы видели, что неоднократно в XIII–XIV веках отдельные князья тоже провозглашали себя князьями «всея Руси». Но эта приставка к титулу не отражала реальной действительности, а обозначала политическую программу великих владимирских князей слить воедино власть духовную над всеми русскими землями с властью светской.
Церковные иерархи точнее других на Руси понимали значение единодержавия. Церковная иерархическая лестница сложилась давно, в ее построении учитывался опыт Римской и Византийской империй. Русские митрополиты искали себе базилевса по образцу византийских. После победы на Куликовом поле обозначилось, что великий владимирский и московский князь Северо-Восточной Руси возвышается над всеми иными князьями. Литовский же князь-католик, несмотря на усиление Литовско-Русского княжества, несмотря на симпатии к нему Киприана, не мог рассматриваться иерархами греческой церкви как возможный базилевс — царь всея православной Руси.
Митрополит Фотий ни мгновения не колебался, кому приводить под крестоцелование князей, бояр, служилый и простой люд: после кончины Василия Дмитриевича, конечно же, его сыну! Не случайно в ночь, когда умер Василий Дмитриевич, Фотий послал скорых гонцов к Юрию Дмитриевичу в Звенигород звать его к присяге. Изо всех дядьев малолетнего князя он один вызывал опасения. И сразу же обнаружилось, что дядя не захотел признать племянника старшим. Он не поехал в Москву, а помчался в Галич, подальше от Москвы и поближе к своим союзникам — вятичам. Из Галича он прислал послов с требованием перемирия на несколько месяцев.