Мир Маньяка

Используя ружьё как ворот, беглец потихоньку уменьшал длину линя, при этом старался держаться дальше от корабля, усиленно работая ногами. Но расстояние неумолимо сокращалось, и его несло на винты, а вернее – за винты, поскольку линь был длинный, и скоро его конец, намотанный на ружье, должен был оказаться метрах в трех позади винтов, и если он попадет на винт – тот либо уменьшит обороты, либо совсем остановится, а Бегокол останется без буксира.

Копье в борту подозрительно подрагивало – на таких рыбешек с железными боками оно явно не было рассчитано и в любой момент могло вывалиться, и тогда надо будет сбросить ружье – пусть его вместе с копьем мелят лопасти. И желательно быть подальше от этой мясорубки.

Собственно так и случилось: копьё все же вырвалось, ослабленный линь затянуло на винт, а за ним – и его с ружьё, которое просто вырвало из рук.

Винт сбавил обороты, и судно стало прижиматься к одному из берегов. И вскоре оно оказалось у небольшого причала.

На остановившемся кораблике суетились матросы:

– Что-то на винт намотали, вот и нет хода, надо нырнуть, посмотреть.

«А мне – вынырнуть, я и так уже всё видел…» – подумал маньяк.

Он высунулся из воды, схватился за поручни кормы, подтянулся, стал ногами на борт, выпрямился, сильно оттолкнулся и с громким криком:

– Мать вашу!

Громко плюхнулся снова в воду, произведя при этом фонтан брызг.

Этот крик услышали матросы.

– Человек за бортом! – они, забыв о винтах, бросились спасать прыгуна, который барахтался и выражал своё мнение по поводу случившегося не всегда цензурными выражениями.

Изрядно помучившись, его вытащили на палубу. Язык у него заплетался, ноги подламывались, так что ни у кого не возникло сомнения в том, что пьянчужка просто свалился за борт. А за этими заботами никто не обратил внимания, что этого пассажира на борту никто не видел.

– Брату-у-ха, ну и что это? Ну, это… Твоё ж моё… Как? И как мокрым мне? – с трудом и запинаясь, «пассажир» произнёс этот монолог, увидев капитана, который подошёл на шум.

– Жив? – спросил тот у боцмана.

– Жив, только кровь на руке, много крови.

– Проверить руку, дать сухую форму, вызвать такси, оплатить пару километров! И всем про этот случай – молчать! Не надо нам неприятностей. Выполнять! – распорядился капитан.

Зайдя в гальюн, маньяк быстро переоделся и перевязал руку.

– До дома дотяну… – буркнул он и пьяной походкой направился к такси.

Которое действительно отвезло его ровно на 300 рублей.

Выйдя из машины, он шмыгнул в первую попавшуюся подворотню. Прошёл через двор, и на другую улицу вышел уже не пьянчужка, а тихий и незаметный, абсолютно трезвый человек, который, пройдя несколько кварталов, нырнул в метро и затерялся там среди сотен похожих на него людей.

Глава 26. Ву и Бегокол отдыхают дома по-разному

Ву наконец добрался до дома…

Калейдоскоп событий не всегда сразу можно прочувствовать, при большом их скоплении психика заглушает остроту, чтобы не произошло опасной перегрузки, именно поэтому многие ощущения приходят гораздо позже произошедших событий.

Поэтому – чашечка, да нет – термос чая и выключенный телефон…

Хотя назвать чаем напиток, который так любил Ву, можно было только благодаря сложности русского языка, который заваренные листья чайного куста и приготовленные различными способами любые травки называет чаем.

Ву употреблял именно второй вариант.

Сам чай – чёрный, зелёный, красный и так далее, он не любил – так же как и кока-колу – и не за то, что кофеина в нём было больше чем в кофе, и не потому, что он было дико вредный, а за то, что этот коммерческий продукт вытеснил замечательные напитки из сотен полезных травок, которые можно было пособирать самому, в том числе – и совершенно бесплатно. Последнее не очень-то волновало лично его – доходы от фильмов позволяли приобретать самые недешёвые чаи.

Но как говаривал незабвенный Верещагин: «За державу обидно!».

Одним иван-чаем казна российская когда-то богатела сотни лет – второе место занимал он в этих доходах!

Ну и польза бесконечная от него, особливо для мужского населения.

А таволга?!

Раньше говаривали: «Если в доме есть таволга, то никаких лекарств держать не надобно…», – заморская гинко билоба[53] в три раза уступает ей по улучшению работы мозга.

А про чабрец – он же богородская травка, он же тимьян ползучий – с его фантастическим ароматом и говорить не стоило.

Нельзя сказать, что травки-муравки исчезли совсем – потихоньку разум веков стал возвращаться, их в доступности становилось всё больше. Но своим забвением они, конечно, во многом были обязаны чаю.

И Ву заваривал только их, и надо сказать – с большим удовольствием. Причём – обязательно в термосах, чтобы ни один ароматный флюид не был потерян, а наслаждаться ароматом их можно было, когда определялись они в чашку, обволакивая пространство невиданными букетами и наполняя тело пользой.