Мир Мириона Флауерса

— Америкой управляют правительство и администрация больших корпораций, куда я пытаюсь проникнуть, — продолжал доктор Флауерс. — Я хочу, чтобы вы стали управляющим большой корпорацией, Брубекер. Для этого вас учили. Как раз сейчас вы можете зацепиться. Я не допускаю мысли, что вы не попытаетесь это сделать.

В отчаянии взглянув на доктора, Брубекер закрыл лицо руками. Его плечи вздрагивали.

— Я вижу, вы отказываетесь. Прощайте, Брубекер, и больше не попадайтесь мне на глаза, — презрительно проговорил доктор Флауерс.

Молодой человек, спотыкаясь, вышел из комнаты, держа в руках большой кожаный чемодан, который ему так и не позволили открыть. Он собирался ошеломить своего благодетеля и не предвидел сложившейся ситуации. Ему оставалось только опять возвратиться в свой университет, где, может быть, он получит стипендию прежде чем израсходует свои небольшие сбережения. Но особенно надеяться на это не приходилось. Никаких предложений ему не делали и некому было дать ему дельный совет.

Когда он на Центральном вокзале сел в ночное чикагский поезд, настроение его не улучшилось. Он пришел одним из первых и занял место у окна. Свободное место рядом с ним несколько раз пытались занять пожилые дамы, обремененные багажом, юноши в форме Плющевой Лиги^{3}

, коммивояжер с картонками, но все они неуклюжи ускользали, как только обнаруживали, что им придется сидеть рядом с гориллой-неучем-крокодилом-пьяницей-насильнком-черномазым бандитом, которым был в их глазах доктор Энсел Брубекер.

Однако в конце концов нашелся человек, разделивший его одиночество. Парень, что с довольным видом шлепнулся рядом с ним, как только поезд тронулся, принадлежал к тому сорту людей, которые Сами по Себе. Он был грязный, неграмотный, с бутылкой самогона в кармане — и в необыкновенно приподнятом настроении. Он говорил на таком чистом гарлемском жаргоне, что Брубекер понимал лишь одно слово из двадцати. Но вежливость и боязнь показаться неучтивым заставили его в районе 125-стрит, задыхаясь, глотнуть из плоской полупинтовой бутылки, которую протянул ему попутчик. Те же самые чувства, да еще неясное ощущение чего-то утраченного заставили его несколько позже принять предложение своего попутчика и испытать более сильно действующее средство.

Через десять месяцев Брубекер умер в Ленсингтоне, штат Кентукки, от воспаления легких вследствие употребления героина. Больничный врач в недоумении признавался жене: «Чего они только не говорят при смерти! Но, черт возьми, хотел бы я знать, откуда он взял слово „интуиция“?»

Примерно через месяц Мирион Флауерс получил посылку с пожитками Брубекера. Больше некому было их послать.

Этот сдержанный человек был потрясен. Он видел многих кумиров своего народа, которые кончали так же, но то были проповедники, мечтатели или люди, посвятившие себя борьбе, — он не ждал такого от юноши, блестяще окончившего университет. Только поэтому он не выбросил тотчас же присланный ему хлам, а несколько минут разглядывал его.

Очередной посетитель застал его с чем-то вроде серебристо-медного шлема в руках. Этим посетителем был человек, в прошлом член Муниципального Совета города Нью-Йорка. В свое время для того, чтобы укрепиться в обоих главных политических лагерях города, он стал посещать церковь доктора Поуэлла и лечиться у доктора Мириона Флауерса. Он больше не нуждался в политической поддержке, но Флауерс спас его от сердечного приступа, и он был слишком стар, чтобы менять врачей.

— Что это у вас, Мирион? — спросил он.

Флауерс взглянул на него и ответил вполне определенно:

— Если верить записям человека, который создал этот прибор, это приемник и усилитель для бета-волновых колебаний.

Муниципальный Совет застонал:

— Упаси меня бог разговаривать с медиком. Как перевести все это на английский язык?

С удивлением он заметил на иссохшем лице Мириона выражение благоговейного ужаса.

— Он читает мысли, — прошептал Мирион.

Муниципальный Совет схватился за грудь, но боли не было.

— Что за шутки? — раздраженно пожаловался он.

— Не думаю, что это шутка, Уилмот. У человека, который сделал этот прибор, были все необходимые данные: диплом с отличием, похвальная грамота декана, около тридцати преуспевающих фирм заинтересовались им — конечно, пока там не узнали цвета его кожи. Нет, — повторил он задумчиво, — вряд ли это шутка. Впрочем, есть возможность это выяснить.

Он поднес шлем к голове.

— Черт вас подери, Мирион, что вы делаете? — воскликнул Муниципальный Совет.

Флауерс помедлил:

— Вы боитесь, что я прочту ваши мысли и узнаю ваши секреты?

— В мои-то годы? Вы, мой врач? Мирион, вам бы следовало знать, что у меня больное сердце. Я не хочу, чтобы вы у меня перед глазами были убиты электрическим током. И потом — за каким чертом этому негру понадобилась машина, которая будет рассказывать ему, о чем думают люди? Лучше вам не лезть в это дело.

Мирион Флауерс сделал вид, что не слышал последних слов своего пациента.