Мир не меч

Для таких, как она, и была создана инициирующая завеса — бесконечный аттракцион, в котором окружающая реальность изменяется под желания горожан. Сначала самые примитивные: пища, дорогие украшения и автомобили, оргии. Потом — приключения до отвала. И так пока не наиграешься, пока завеса, играющая роль и аттракциона, и психоаналитика, не выпустит тебя выше. Да, все мы любим увлекательные игры с погонями и стрельбой, которых хватает на прочих завесах. Но это отдых, а есть еще и работа. И я не знаю тех обитателей верхних завес, кто предпочел бы развлечения работе. Один содержит кафе, другой сторожит барьер Города — и каждый умеет не только брать, но и отдавать.

Девушка же захотела власти — и ее желание оказалось сильнее, чем ограничители, встроенные в информационную систему завесы. Кто бы знал, что в этом хрупком тельце кроется такая бездна желаний и страстей...

— Почему, почему вы мне не верите? — шепчет она, по щекам катятся две огромные слезы.

Может быть, ее можно вылечить? И из нее выйдет неплохой Смотритель — Город значит для нее так много, она действительно сможет почувствовать его как себя. Бедная безумная убийца, заблудившаяся в завесах...

— Ты ошиблась, девочка, — медленно и грустно говорит Кира. — Мы верим тебе, и поэтому...

«Ты умрешь», — думает Кира, но не говорит вслух. Он отчего-то медлит, хотя я и не понимаю почему.

— Я принесла вам новый мир! Я создала его своей силой! Сияющий прекрасный мир! Мир как меч! — Она поворачивает руки ладонями вверх, и на них возникает клинок с витой рукоятью. — Этим мечом мы отсечем все, недостойное жить! Вы и я, вместе! Поверьте же мне, умоляю вас! Я открою вам истину, и вы не сможете не поверить!

Мир как меч? Мир сияющей истины, где принцессы в сияющих одеждах вершат абсолютное добро, лихо управляясь с мечом-бастардом?

Неужели эта дева в белом и впрямь — душа Города? Странно и страшно верить в это, и я не знаю, что делать. Кира готов убить ее — но не убьем ли мы и себя, и Город вместе с девочкой, умеющей не просто убивать, а поглощать? Но оставить ее в живых означает принять ее, отдаться ее власти. Я не хочу верить в то, что это не случайность и ошибка, а начало новых времен.

Сияющий дивный справедливый мир, где властвует эта дева, где недостойное жить отсекают мечом, а непокорных уничтожают... Справедливость, воплощенная в мече в тонких девичьих руках, нерассуждающая страстная справедливость. Справедливость однажды жестоко униженной девчонки, и вся суть этой справедливости — не дать унизить себя еще раз. Бить, а не принимать удары, править, а не подчиняться. Любой ценой встать над законом, согласно которому глупый замысел и дурное исполнение не находят понимания, а встречают лишь равнодушие и насмешку.

— Слушайте меня! Слушайте! Истина в том, что я — новый закон, я закон Города! — говорит она. — Все, что сделала я, — закон, и никто не вправе спорить со мной, ибо закон — это я; но вас я прощаю, ибо вы не знали истины...

Все это звучало бы смешно, если бы дело было только в форме слов. Бред, высокопарный и напыщенный, не более того. Но та, что произносит слова, — не актриса, играющая роль сумасшедшей королевы. Она реальна, как реально сделанное ею. Как реальна сила, которой она обладает. То, что нам удалось загнать ее в ловушку, — случайность, везение или шанс, данный нам Городом. И нужно решить раз и навсегда, что мы будем делать.

А что мы можем сделать?

Либо отпустить ее и согласиться с тем, что настали новые времена и отныне Городом правит Белая Дева. Или убить ее. Я не вижу других способов. Попытаться ее переубедить? Стоит сделать это только ради одного — чтобы потом быть уверенной, что мы сделали все, что смогли.

— Послушай, ты говоришь о новом законе. Но в Городе уже есть закон. И это мудрый закон, проверенный временем... — Я пытаюсь поймать ее взгляд и тут же перевожу взгляд на стену за головой девушки: ее глаза — два кипящих темным пламенем колодца, в которых кипит, кружится водоворотами безумие.

Это затягивает. Несколько минут «гляделок» — и я утрачу разум, растворюсь в ней.

— Это старый закон! А я — закон новый, безупречный! — все с той же сумасшедшей уверенностью отвечает она. — Я — мир, и я — меч.

— Город не нуждается в твоем законе. Подумай, что ты делаешь. Ты разрушаешь и убиваешь. Сколько ты уже убила? Сотни? Тысячи? Что с ними стало?

— Я никого не убила. Они все во мне. Кажется, беседа пошла по кругу.

— Я — закон меча... — добавляет она, глядя на меня — на меня! — как на глупое неразумное дитя. — А меч иногда ранит, отсекая недолжное жить.

— Да кто ты такая, чтобы решать, чему должно и недолжно жить?! — Я начинаю кричать, не в силах пробиться сквозь ее убежденность в собственной правоте.

— Я — закон, — безмятежно и терпеливо отвечает она. — Я — карающий меч.