Мир не меч

— Да, кстати, а что тебе такое странное снилось до того? — Я наскоро пересказываю видение.

— Эк, — встряхивается Кира. — Это обрывок нашей легенды о промолчавших. А я и не запомнил...

— Расскажешь?

— Запросто.

...Где начинается Тропа? У истока Вселенной.

Где заканчивается? У предела Вселенной.

Нет начала у Тропы, нет у нее и завершения. Петляет вокруг всех миров, освещается лучами всех звезд сущего...

Трое стояли на Тропе. Двое мужчин и женщина.

Первый был родом из мира, где правили Боги, и он был проклят Богами за непокорность, ибо никогда не мог подчиняться — не думая. И меч его был там, где была его мысль. А сковать его мысль не могли ни оковы темниц, ни путы страха.

Второй был из мира, где не было ни богов, ни веры, ни памяти. И тот, кто смел думать, что за гранью жизни не кончается бытие, — считался опасным безумцем, и карой ему была —

смерть. А под руками Второго расцветали узоры фантомов, и он так легко угадывал чужие мысли...

Третья была из мира, где давно уже не осталось ничего, кроме бездушной стали, и сталь была миром, и мир был сталью. И среди стали не было места любви и теплу. Но под оболочкой из блистающего металла она сохранила живое сердце — и ей не было места дома.

Трое изгнанников стояли на Тропе.

— Сколько ни говори себе — я могу быть один, — так тяжело без друзей и своего очага...

— Мы поставим здесь город. Город для тех, кому нет места в своем доме. Город для тех, кто ищет дом.

— Город примет любого.

— 

А если тот принесет с собой зло?

— Что есть зло? Что есть добро?

— Зло — нетерпимость. Зло — неумение думать.

— Зло — неумение решать и решаться...

— Зло

— и само желание запретить все это.

— Пусть будет город...

— Пусть будет — Город!

И пело лезвие меча, набрасывая эскиз, и воплощался эскиз магией слова, и призрачные еще силуэты улиц обретали тепло и гостеприимство под касанием ладони...

И встал Город.

И вошли в него трое — не повелителями и даже не хозяевами — жителями.

Шли века. И Город никогда не пустел. Но однажды в него пришел человек, на вид не страннее прочих. Но за спиной его стелилась тень

— и тех, кто видел эту тень, пробирало холодным ужасом. Не крылья за спиной ужасали — здесь было много крылатых, и не звериный очерк лица — в Городе не было двух, чей облик был схож между собой. Нет, просто тень была живой, а тот, кто ее отбрасывал, — лишь игрушкой в ее руках.

Но войти в Город мог любой — и ему не преградили пути.

И мрачными стали тени, а фонтаны вдруг замолкли, и холодом потянуло из каких-то щелей...

До городской площади дошел странный гость — и кто—то сворачивал с его пути, а кто-то шел следом за ним.