Мир одного дня: Бунтарь

Дункан повернулся, и мужчина, все еще не глядя на него, выпустил четки и пальцем указал куда-то за дерево. Дункан, удивляясь собственной покорности, направился в указанное место. Пробравшись сквозь дружные заросли высокого кустарника, исколотый острыми колючками он подошел вплотную к берегу ручья. Здесь его ждало открытие, мимо которого он наверняка прошел бы, придерживайся он прежнего маршрута. Огромное дерево, росшее почти у воды, упало, перевернувшись корнями в сторону, и лежало поперек ручья. Получилось нечто вроде моста, плотно прикрытого сверху балдахином густых ветвей. О подобном месте он мечтал целый день. Дункан улыбнулся, выбросил вперед руки и с криком: «Спасибо, Господи» рухнул на четвереньки.

Продвигаясь в таком положении вниз по пологому берегу вдоль ствола рухнувшего дерева, он добрался до воды. Сначала он пил жадно, но потом заставил себя остановиться. Стоя по пояс в холодной воде, Дункан сделал еще несколько глотков и поплелся обратно в лес.

Подойдя ближе к сидящему под деревом незнакомцу — тот вел свое песнопение вновь на другом языке, — Дункан остановился. По коже его прошел холодок, отнюдь не из-за недавнего купания. В низу живота словно сосулька выросла: на макушке незнакомца расположился самец птицы — кардинала, похожий скорее на сгусток окровавленных перьев. Птица вертела головой, бросая по сторонам пронзительные взгляды, а затем улетела. Сразу же невесть откуда появился олень. Он остановился, оглядел Дункана, но убегать не торопился. Олень протрусил к гиганту, просунул влажный черный нос ему в ухо, облизал лицо и лишь потом направился прочь.

«Это еще что за чудеса? — подумал Дункан. — Современный Святой Франциск Ассизский [7], что ли?»

Мужчина, продолжавший напевать на каком-то странном, резко звучащем языке, вдруг умолк. Он оттолкнул распятие, которое раскачивалось, свисая на его грудь и скользя по толстому слою пота, и спустя немного остановилось. Перекрестившись, мужчина поднялся. Вернее сказать — пополз вверх, словно чудовище, всплывающее из черной лагуны. Гигант встал во весь рост — а составлял он никак не менее восьми футов, из-за чего Дункан со своими шестью футами семью дюймами выглядел рядом с ним настоящим пигмеем. «Весит, наверно, фунтов четыреста пятьдесят, а то и больше, — подумал Дункан. — Просто монстр какой-то. Лев среди людей. Бегемот и бык диких лесов».

— Вы слышите музыку деревьев? — гигант говорил глубоким, звучным голосом, подобного которому Дункану слышать не доводилось.

— Нет, а вы? — Человек этот, безусловно, был достоин того, чтобы вызвать у кого угодно чувство подлинного страха, но Дункан, которого по-прежнему мучили голод и жажда, и изнуряющая усталость, не боялся сейчас никого. По крайней мере, так он говорил сам себе.

— Конечно же, — гремел голос гиганта. — В это время дня да еще в такую погоду. Слышите, это — до-мажор. Аллегретто.

— Вы всегда таким дерьмом занимаетесь? — улыбнулся Дункан.

— Ха! Ха! Ха! Хо! Хо! Хо!

Смех гиганта был подобен реву разъяренного медведя, его немного смягчала широкая улыбка. Мужчина протянул руку и обнял Дункана. В крепком объятии его не было никакой демонстрации силы.

— Привет, дружище. Подозреваю, что ты принадлежишь к беглецам от того, что наше правительство называет правосудием.

— Да, — согласился Дункан. — А ты?

Его не покидало чувство нереальности происходящего. Он будто находился на сцене с невероятно странными декорациями, импровизируя в роли некоего экзотического персонажа.

Более всего его удивляло, что мужчина спокойно, без каких-либо лишних вопросов принял все: да, перед ним преступник, пустившийся в бега. Может быть, на самом деле он считает, что встретил органика, прикидывающегося сбежавшим от правосудия?

«Вполне возможно, — подумал Дункан, — что незнакомец сам является органиком, укрывшимся под личиной беглеца и занятым поисками подлинного преступника».

— Меня зовут Вильям Сен-Джордж Дункан. Правительство разыскивает меня изо всех сил. Очевидно, поэтому я представляю для тебя большую опасность.

Гигант уже направлялся к лежавшему под деревом мешку. Он обернулся.

— Я — отец Кобхэм Ванг Кэбтэб. Падре Коб, чтобы короче, хотя, сам видишь, коротким меня вряд ли можно назвать.

Вернувшись с мешком в одной руке и с огромным бутербродом в другой, падре Коб заговорил уже с набитым ртом:

— Какой твой день?

— Вторник.

— И ты сбежал?..

— Из Института Такахаши, что на Манхэттене.

Черные щетинистые брови мужчины поползли вверх.

— Ты первый будешь знаменитым. Мне, конечно, интересно, каким образом тебе это удалось, но об этом позже. Пойдем со мной, Гражданин Дункан. Или позволишь мне называть тебя Вильямом?

— Лучше — Билл.

— Нет, это слишком обыденно. Как тебе нравится Дунк?

— Прекрасно.

Падре Коб направился к северу, и Дункан исследовал за ним. Когда священник остановился, чтобы отхлебнуть из фляги, Дункан поравнялся с ним.

— Куда мы идем?

— Увидишь, когда придем. Держись рядом. Я не люблю разговаривать, вывернув шею назад, словно сова.