Мир пауков

А все же с чего вдруг бесчувственные тела вызывают такое ощущение? Вопрос заинтриговал настолько, что Найл сдержал желание выйти на свет и остался стоять, пытаясь определить, что происходит. Не связано ли это с тем, что обездвиженные тела каким-то образом вытягивают жизненную энергию? Но если так, то почему не реагируют и все остальные? На секунду Найл подумал, что пора опять нацепить медальон, но раздумал, едва лишь представив, какая боль сейчас, в утомленном состоянии, пронижет череп. Вместо этого он закрыл глаза и напряженно, сосредоточенно нахмурился. Облегчение не заставило себя ждать; между ним и телами, казалось, вырос барьер. Но и при всем при этом мышцы плеч начинало ломить от холода.

В этот момент Найл понял, что его усилия привлекли внимание Дравига. Паук вглядывался гак пристально, что у Найла зачесалось в корнях волос. Про себя Найл успел отметить, что это довольно странно: подобные выходки Дравиг обычно считает невежливыми — как вдруг череп изнутри озарился вспышкой света, а грудь стеснило так, что не вздохнуть. На секунду Найлом овлгдел беспросветный страх: чувство такое, будто тонешь. Затем дыхание восстановилось, перед глазами прояснилось, и Найл увидел, что его поддерживают под руки Симеон и Сидония. Он распрямил колени и резко сел, понимая, что это подкосились ноги. Вместе с тем чувствовалось, что холод развеялся и воздух в помещении наполняется отрадным теплом.

— Что случилось? — голос получится басовитый, как спросонок.

— Ты разве не понял, что на тебя напали? — спросил Дравиг.

Найл покачал головой.

— Нет, меня просто пробрал холод — он по-прежнему чувствовал себя так, будто только что шлез из проруби.

— Холод пробрал оттого, что на тебя напали. Из тебя высасывали энергию, — отвечая на мысленный вопрос Найла, Дравиг указал на тело, покачивающееся над головой, Это была девушка, та самая, у которой дрогнули ресницы. Найл вгляделся ей в лицо, пытаясь разобрать под кисеей черты.

— Но она без сознания.

— Да. Она без сознания. На тебя воздействовали через нее. Тебя выслеживает опасный враг.

Найл сейчас только спохватился: вот дурень! Все стало предельно ясным, трудно было понять, как он раньше ни о чем не догадался. Вот оно что: он полагал, что энергию высасывают бесчувственные тела, потому не искал иного объяснения.

— Что ты такое сделал? — поинтересовался Найл.

— Я попытался атаковать твоего врага через твой ум, но уже поздно. Он успел уйти.

Найла не надо было и убеждать, он по-прежнему чувствовал промозглый холод. Ноги, когда с помощью Симеона ковылял наружу едва чувствовались, настолько занемели. Найл ощутил на лице тепло солнечного света, и как будто бы полегчало; вместе с тем он сознавал: что-то изменилось. Воздух больше не струился переливчатыми тепловатыми волнами, был просто предвечерний свет зимнего дня. Кусты, как и прежде, мягко светились волшебным светом, но когда Найл, потянувшись, коснулся их, ощущения, будто стоишь в облаке водной пыли, больше не было.

— Ты мог бы дотянуться вон до той девушки и снять ее? — спросил Найл у Дравига.

— Разумеется, — паук возвратился в здание, и через несколько секунд возвратился, неся в передних и средних лапах кисейный кокон. Его он опустил на землю у ног Найла.

— Дай, пожалуйста, сюда тесак, — Сидония протянула оружие. Найл полностью освободил лицо от паутины и осторожно вспорол волокна; расползаясь, они слабо потрескивали, как рвущаяся резина. Найл разрезал кокон до уровня талии. На девушке, как и ожидал, была туника рабыни. Симеон с интересом наблюдал, как Найл шарит у нее возле шеи. То, что искал, нашлось между маленькими неразвитыми грудями. Тугие волокна паутины не давали упасть; Найл разорвал цепочку и подкинул на ладони кулон.

— Гляди-ка, еще один, — удивленно качнув головой, сказал Симеон. Взяв девушку пальцами за подбородок, он повернул ее лицом к себе. — Эта не похожа на остальных.

Действительно. Острижена она была коротко, под мальчика, но черты изящные, девичьи; тонкий породистый нос. Лицо, как будто восковое, а губы настолько бескровны, что кажутся белыми.

Симеон, освободив ей от паутины руку, положил большой палец на запястье.

— Пульс в порядке, есть, — он с любопытством оглядел бледное лицо. — Но вот узнать бы, как она здесь очутилась.

— Как и все остальные. Попалась на улице ночью. Ей повезло, что не съели.

— Не она ли, кстати, причина гибели Скорбо? — подумал вслух Симеон. Та же мысль возникла и у Найла.

— Не исключено.

— Если так, то она представляет опасность.

— Опасность?

Найл на секунду растерялся; вид бесчувственной девушки внушал что угодно, только не опасение.

— Он, может, потому и охотится, что хочет заполучить ее обратно.

Найл передернул плечами.

— Будем рисковать, деваться некуда, — голос Найла звучал уверенно, не в пример тому, что творилось сейчас на душе. Он повернулся к Сидонии: — Ты не против остаться здесь караулить, пока мы не вернемся?

— Конечно, нет, господин. Но не проще ли будет, если я ее понесу?

— Понесешь? — такая мысль даже и не приходила Найлу в голову. — Она, поди, легкая как ребенок.