Мир, полный слез

– Да, мой сиамец. Он прожил у меня двенадцать лет, а это немало для сиамского кота. – Миссис Глисон понизила голос. – Сиамцы живут меньше других котов, – сообщила она и окинула взглядом заставленную безделушками гостиную, словно опасаясь, что ее могут услышать. – Я назвала его так в честь своего первого…

Фетр и Сорвин обменялись вопросительными взглядами. К счастью, им не пришлось уточнять, что она имела в виду, так как миссис Глисон сама поспешно добавила:

– Усопшего мужа.

Впрочем, она так и не объяснила, какой смысл вкладывает в слово «первый», что опять-таки озадачило полицейских, поскольку их собеседница, казалось, была вдовой с самого рождения; однако ни у инспектора, ни у констебля уже не было сил на то, чтобы слушать ее объяснения. Сорвин отогнал от себя пугающую картину умственной деятельности миссис Глисон и продолжил:

– Вы можете описать его?

Миссис Глисон глубоко задумалась, как будто пыталась разгрести завалы собственной памяти.

– Он довольно высокий.

– Насколько высокий?

– Выше меня.

Это мало чем могло помочь, так как миссис Глисон, скорее всего, понадобилась бы стремянка даже для того, чтобы поменять лампочку в торшере.

– Больше шести футов?

Женщина снова задумалась.

– Да, – неохотно ответила она. – Думаю, да.

Фетр добросовестно записала полученную информацию, а Сорвин, уцепившись за эту ниточку, поспешно задал следующий вопрос в надежде, что он поможет ему разобраться в бессвязных мыслях миссис Глисон:

– Вы не помните, он не носил каких-нибудь украшений? Перстней, колец или еще чего-нибудь?

Последовал тот же ритуал. За креслом висели настенные часы с кукушкой, и Фетр начала считать движения маятника в ожидании ответа.

– Кажется, у него был перстень с печаткой, – наконец изрекла миссис Глисон.

– На каком пальце он его носил?

Последовало еще с десяток «тик-таков».

– На правой руке. Кажется, на мизинце. Уильям всегда называл его малышом, а я ему объясняла, что это вульгарно…

Она улыбнулась, погрузившись в счастливые воспоминания, и ни один из полицейских не решился спросить, кого она имеет в виду – кота или мужа.

Фетр подняла с пола планшет, в пластикатовом кармане которого лежало несколько фотографий, выбрала одну из них и протянула ее свидетельнице.

– Может быть, этот?

Миссис Глисон взяла ее, наклонилась и уставилась на нее сквозь очки с толстыми стеклами.

– Может быть, – промолвила она, и по ее тону сразу стало понятно, что перстень с равным успехом мог принадлежать совершенно другому человеку. Фетр забрала фотографию, ощутив большее разочарование, чем Сорвин, который догадывался, что миссис Глисон будет верна себе.

– К нему приходили гости? – спросил он.

Как ни странно, на этот раз миссис Глисон не выразила никаких сомнений.

– Нет. Мне не нравится, когда постояльцы принимают гостей в своих комнатах, и я всегда прошу, чтобы они делали это в гостиной. Но к нему никто не приходил.

– Он часто бывал дома?

– Нет. У него были устоявшиеся привычки. В восемь он спускался завтракать, а без четверти девять уходил из дому – даже по выходным. Я даже сказала мистеру Уильяму – такое ощущение, будто он ходит на работу.

– А вы его не спрашивали? Может, у него была работа?

– Нет, он сказал, что ищет работу. И еще говорил, что раньше работал в этих местах.

– А вы не знаете, где именно он искал работу?

Этого она не знала.

– В округе есть масса мест, где можно найти такую работу.

– А поместье Вестерхэм он не упоминал?

Однако углубление в подробности вновь привело к торможению мыслительного процесса миссис Глисон.

– Возможно, – после длинной паузы изрекла она.

– И насколько я понимаю, у него была машина?

– Да. Красная.

– А вы не можете вспомнить марку? Или год выпуска?.. – Еще не успев договорить, Фетр поняла, что с таким же успехом могла попросить миссис Глисон вспомнить точное значение числа «пи».

– Простите… Но, по-моему, она была несколько потрепанной. Мистер Уильям…

Но Сорвин вдруг понял, что ему совершенно наплевать, о каком мистере Уильяме идет речь – двуногом или четверолапом.

– А он не говорил о том, что раньше работал в поместье? Около восьми лет тому назад.

Миссис Глисон покачала головой.

Сорвин попробовал зайти с другой стороны:

– Может, он рассказывал, откуда приехал?

– Говорил, что с севера, – смущенно ответила она, словно извиняясь за то, что ей не удалось оправдать высокого звания любопытной сплетницы.

Сорвин, чувствуя себя потерявшимся в бесконечных тупиках разговора, пытался нащупать какой-нибудь продуктивный ход.

– Значит, каждое утро он уезжал. А когда возвращался?

– В шесть часов. У меня всегда к шести часам готов чай. Я неизменно предупреждаю своих постояльцев о том, что если они едят по вечерам, то это должно происходить не позже шести вечера. Я ложусь в девять, а от поздних трапез у меня начинается несварение…

– И он каждый день возвращался в шесть вечера?

– Да. Кроме разве что одного случая…

На мгновение Сорвину показалось, что она сейчас расплачется, но миссис Глисон, проявив огромное мужество, сдержала слезы.

– А после ужина он куда-нибудь уходил? – продолжил Сорвин.

– Обычно да.

– Вы не знаете куда?