Именно поэтому экономисты были так поражены результатами игры «Ультиматум». Если бы тот человек, с которым делились деньгами, действовал как Homo oeconomicus, то он должен был бы соглашаться на любое предложение. Какой ничтожно малой ни была бы эта сумма, Нomo oeconomicus от нее все равно бы не отказался. Тот факт, что участники эксперимента предпочитали вообще отказаться от денег, которые другой игрок, с их точки зрения, делил несправедливо, выглядел абсолютно нелогичным. Он противоречил представлению экономической науки о человеке и тем моделям, которые она развивала на основе этого представления.
Почему же нашему обществу так трудно достичь устойчивого развития? Предположение, которое было у меня в молодости, может прозвучать наивным, но я верила, что людям не хватает только знания. Если бы они знали, что им надо вести себя по-другому, и понимали, как себя вести, то они бы так себя и вели – думала я и поэтому решила изучать медиа. Но, как оказалось, очень важно еще и задуматься над тем, что же такое по сути своей знание и какое знание может нам помочь.
То, что большинству из нас кажется логичным, многим из тех, кто преподает и изучает экономику в лучших университетах, представляется отклонением от пусть даже унылой, но все-таки нормы человеческого существования. Меня это очень удивило. Еще большее изумление ждало меня на занятиях по политэкономии, где я ближе познакомилась с теми теориями, которые определяют взгляды экономистов на мир, и неожиданно поняла, что эти безрадостные представления – часть иллюзорного мира. Настоящие люди вписывались в эти доктрины так же плохо, как и природа. В принципе, все в них построено на предположении, что любое предприятие постоянно стремится к получению все большей прибыли, а каждая семья – к тому, чтобы покупать как можно больше, и поэтому экономика страны развивается все лучше.
Единственной ценностью такого мировоззрения являются деньги.
Помню, как один профессор на лекции пояснил, что люди всегда перебираются туда, где могут заработать больше, даже если для этого им приходится уехать в другую страну. Тогда я подняла руку и спросила, как велики должны быть бедность и разница в зарплате, чтобы вынуждать людей покидать свои семьи, и почему ущерб, который они несут в таком случае, не учитывается в этой модели в качестве издержек. В аудитории неожиданно наступила полная тишина.
Профессор повернулся к своей ассистентке, а все студенты уставились на меня. Наконец он сказал: «Посмотрите на нее, она говорит от всего сердца!»
Ответа на свой вопрос я так и не получила. С тех пор я регулярно размышляю о том, почему экономисты гордятся своими холодными сердцами и к чему это может привести. Но мне кажется, я совершила большой шаг на пути к пониманию того, почему нашему обществу никак не удается достичь устойчивого развития. Я решила написать диссертацию, сосредоточившись на истории экономических теорий, и по-новому посмотреть на возникновение этого иллюзорного мира и на значение его концепций для политической и общественной жизни.
Когда экономисты оценивают хозяйственную деятельность человека, они опираются на выводы, сделанные в прошлом тремя учеными, родившимися более 200 лет назад в Великобритании. В этом нет ничего удивительного, потому что индустриальная экономика, которая основывается на описанных выше представлениях о человеке, сложилась как раз там и в то время. Теория и практика, как правило, не возникают по отдельности, а скорее отражают друг друга.
Первым из этих ученых был Адам Смит. Его книга «Исследование о природе и причинах богатства народов» (An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations)[11]
до сих пор часто цитируется. По мнению Смита, каждый человек создает своим трудом то, что лучше всего умеет. Эти разнообразные товары продаются на свободном рынке, где цену определяют спрос и предложение. Так «невидимая рука» рынка, полагал Смит, превращает индивидуальную корысть в выгоду для всех. Этот почти магический образ занял центральное место – не столько у него, сколько в работах последователей.