Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

Дэниел Эверетт, “Не спи, тут змеи” (Don’t sleep, there are snakes, p. 76-77). “Они [южноамериканские индейцы пираха] наслаждаются едой. Когда в деревне появляется продовольствие, они съедают все. Однако пропуск принятия пищи или даже необходимость обходиться без еды целый день воспринимаются как нечто в порядке вещей. Я видел, как они по три дня танцевали, делая лишь короткие перерывы. Пираха, впервые попавшие в город, всегда удивляются западным обычаям в отношении еды, особенно привычке есть три раза в день. В первый раз завтракая вне своей деревни, большинство пираха ест жадно — поглощают большое количество белков и крахмала. За обедом они едят так же. За ужином они начинают проявлять беспокойство. Они выглядят озадаченными и часто спрашивают: “Мы опять будем есть?” Их собственная привычка есть, когда пища доступна, пока она не кончится, вступает, в противоречие с обстоятельствами, в которых пища всегда доступна и никогда не кончается. Часто после визита в город, продолжавшегося от трех до шести недель, пираха, изначально весившие 100-125 фунтов, возвращаются в деревню, увеличив свой вес на 30 фунтов, с жировыми складками на животе и бедрах”.

Алан Холмберг, “Кочевники Лонгбоу” (Nomads of the Long Bow, p. 89

). “Количества пищи, при случае съедаемой [боливийскими индейцами сирионо], поразительны. Не является чем-то необычным, чтобы они вчетвером за один раз съели пекари весом в 60 фунтов. Когда мясо имеется в изобилии, мужчина за 24 часа может съесть до 30 фунтов. Однажды в моем присутствии двое индейцев съели за день шесть паукообразных обезьян, весивших от 10 до 15 фунтов каждая, а вечером жаловались, что голодны”.

Ливио Чиприани, “Андаманские островитяне” (The Andaman islanders, р. 54). “Умывание для онге [жителей Андаманских островов в Индийском океане] означает раскрашивание себя, чтобы отвадить злых духов и избавиться, как они говорят, от запаха свиного жира после колоссальной оргии, которая следует за особенно удачной охотой, когда даже они находят вонь чрезмерной. Такие оргии приводят островитян к ужасающему несварению желудка на несколько дней; за ними следует явно инстинктивная замена рациона на сырые или вареные овощи. Трижды на протяжении 1952-1954 годов я присутствовал на торжественных пирах, где угощали свининой и медом. Онге ели до тех пор, пока едва не лопались, а потом, еле способные двигаться, устраивали “умывание”в виде масштабной раскраски”.

Там же, р. 117. “Когда начинается отлив, косяки рыбы [сардин] оказываются отрезаны рифами, окружающими остров со всех сторон, и онге бросают все, садятся в каноэ, путешествуют от заводи к заводи и наполняют уловом свои каноэ. Вода буквально кишит рыбой, и онге продолжают ловить ее до тех пор, пока не наполнят все, что только можно. Нигде больше в мире я не видел такой бойни. Сардины в окрестностях Андаманских островов несколько крупнее обычных, некоторые весят полкило или больше. Мужчины, женщины и дети лихорадочно работают, погружая руки в колышущуюся массу рыбы, так что потом воняют ею несколько дней. Все жарят и едят рыбу, пока не оказываются (временно) не в силах больше есть. Остатки улова раскладывают на импровизированных решетках и разводят под ними костры из зеленых веток для копчения. Когда через несколько дней все бывает съедено, ловля начинается снова. Так и продолжается неделями, пока косяки не минуют острова”.