Мир приключений, 1928 № 11-12

Иван поплелся домой и лег, уткнувшись носом в стену. Вечером, когда он заснул, жена склонилась над ним и долго рассматривала его опухшее лицо. Внимание ей остановила на себе лежащая на всей коже сетка из жилок, которая то там, то сям прерывалась, уступая место мелким гноящимся ранкам. Она вздохнула и принялась за работу.

Прошло еще несколько дней. Однажды утром, когда Иван попросил у жены напиться, она не узнала его голоса — это был сплошной хрип, прерываемый каким-то клокотанием. Она подала ему воды и под каким-то предлогом вышла, на минутку задумалась и быстро направилась к поселку.

В отдаленном конце поселка жил самый старый в поселке якут, к которому все обращались за советом в трудных случаях. Жена Ивана застала его за плетением сети. Она долго стояла у порога, пока хозяин не обратил на нее внимания. Он спокойно поднял голову и спросил, не отрываясь от дела.

— Зачем?

— Дело есть, важное дело…

— Ну?

— Муж у меня заболел, по всем приметам — проказа… Что с ним делать?

Старик отложил сеть, подумал, пожевал губами, помолчал.

— Сама знаешь… У нас на то есть обычай — отцы делали и нам велели…

— Страшно!

— Я поговорю с хозяевами, — старик снова взял сеть. — Что они скажут, так и сделаем. А он сам знает?

— Как будто нет. Лежит себе, спит… Когда же мне решения ждать?

— Да что тебе загорелось? Потерпи, ответим… Дело не твоего бабьего ума.

Жена Ивана медленно побрела домой и еще издалека увидела мужа. Он стоял наклонившись, из его распухшего носа капала кровь и расплывалась на талом снегу. Он поднял бледное лицо и, улыбаясь своими запачканными кровью губами, прохрипел:

— Наверное скоро пройдет…

IV.

Около избы старика Фомы собрались все хозяева. Они сошлись потолковать о важном и серьезном деле и, сидя на прогалине мокрой и черной земли, тихо переговаривались. Солнце уже склонялось, от леса побежали длинные темно-лиловые тени, а снег заиграл всеми цветами радуги.

— Ладо решить! — сказал Фома — а то жена его измучилась. Просит ответ ей дать. Проказа дело страшное, у нас ее пять лет уже не было… — Да… Вылечиться он не сможет, а на других болезнь наведет. А может быть баба врет, ведь его никто не видал с той поры, что заболел.

— Я видал. — сказал Семка, приподнимаясь на локте. — Пальцы опухли, стакан с водкой пролил…

Последние слова служили неопровержимым доказательством и убедили, повидимому, всех.

— Так, — задумчива произнес Фома и после долгого молчания добавил: — Решайте… Не то детей заразит, сами потом каяться будем…

— А начальство? — возразил один из сидевших.

— Что начальство? Скажем, что пропал человек в лесу на охоте, и все. Да и узнает оно года через два…

— Значит по-старинному? — спросил Семка.

— Как в прошлый раз. Отцы не глупее нас были.

— Кто же прикончит его? — спросил молодой якут.

— Нашел о чем спрашивать, — сказал тот же Фома. — А на что же у нас Яшка!

— Верно, Яшка, Яшка, — обрадованно загалдели все разом.

— Только ему надо будет, как и в прошлый раз, полтинник дать — мрачно объявил старик.

Все приуныли… Кто-то глубоко вздохнул. Значительность цифры тяготила, и никому не хотелось расставаться с деньгами. Старик Фома, наконец, достал пятак и положил его посредине прогалины. За ним раскошелились и остальные. У всех были медные деньги, только Семка с обычным шиком положил гривенник.

Когда собрали полтинник, всей толпой двинулись к Яшке. Яшка отворил дверь и был, видимо, поражен таким вниманием. Фома подошел к нему и протянул руку с деньгами. Яшка взял деньги и молча ждал. Фома откашлялся, вздохнул, еще откашлялся, наконец выдавил:

— Яшка, ты возьми Ивана, как тогда, помнишь, кривого Никиту…

— Ладно! — пробурчал Яшка и захлопнул дверь.

V.

Иван провел ночь тревожно. Несносный лом в костях сменился отчаянным зудом, жажда томила, а из носу несколько раз принималась итти кровь. Заснул он только под утро крепким, здоровым сном.

Вдруг он почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. Он помычал, хотел повернуться на другой бок, но плечо его сжали до боли. Он открыл глаза и изумился, увидев перед собой Яшку. Яшка снова начал трясти его за плечо и дергать за руку. Наконец, Иван пришел в себя и вопросительно смотрел своими опухшими красными глазами на неожиданного гостя.

— Пойдем, Иван… — сказал Яшка, и нижняя челюсть его странно дрогнула.

— Куда?

— В лес…

И вдруг разом, в одно мгновение, Ивану стало все ясно: его болезнь, уход жены, появление Яшки, и кривой Никита, болевший так же, как он… Иван понял, что это конец. Он медленно поднялся, чтобы оттянуть время, стал искать рукавицы. Яшка понял это и буркнул:

— Шевелись, некогда…

Иван вздохнул, какое-то клокотание послышалось в его груди, и они вышли. Шли медленно — Иван не торопился. Яшка больше не торопил… Наконец, все таки, дошли до леса. Никогда он не казался Ивану таким красивым, как сегодня. Легкий ветерок шевелил деревьями и звенящий шопот оттаявших игл был слышен издалека…