Мир приключений, 1964 (№10)

Шипя и завывая сиреной, синяя с красной полосой “Волга” вылетела к “Эрмитажу”, визжа на повороте, свернула к Пушкинской площади, минуя испуганно застывшие при звуке сирены автомобили, пересекла улицу Горького и понеслась вдоль бульвара к Никитским воротам.

И, когда на полном ходу машина затормозила напротив Театра А. С. Пушкина у бульварной ограды, Владимир почувствовал, как невидимые ледяные пальцы прошлись по его спине, поднялись к затылку и сдавили затылок так, что на мгновение стало трудно дышать.

— Товарищ подполковник… — Владимир сам не узнал своего голоса, хриплого, задыхающегося.

— Да, Володя.

Больше Голохов ничего не сказал. Он открыл дверцу и вышел из машины. За ним вышли врач и Алексей Логинов, второй оперативник. Владимир вылез из машины последним, ему казалось, что ноги его налились свинцом. Он испытывал странное чувство: будто он стоит в стороне и наблюдает за другим Владимиром Анкратовым, который вот вышел из машины, перелез вслед за остальными через ограду и прямо по траве меж кустов движется к небольшой группе людей, стоящей в боковой аллейке бульвара.

Владимир уже знал, что он увидит, когда подошел к расступившимся при виде Голохова милиционерам в форме и в штатском, безмолвно стоявшим в этой узкой, плохо освещенной аллейке.

…Николай лежал на спине, рыжие волосы, казалось, потускнели в бледном свете дальнего фонаря, руки не были разбросаны в стороны, а сжаты в кулаки и сведены у груди, словно в свой смертный час готовился он к решающей схватке. На белом, как бумага, лице застыло удивленное выражение.

Он лежал безмолвный и беспомощный, казавшийся сейчас особенно молодым, но то лежал не мальчик, а боец, он не умер, а погиб, и в чертах этого удивленного, совсем юного в смерти лица был отпечаток какой-то суровой решительности, словно твердо шел он по начертанному пути, и вот только смерть остановила его…

Рядом валялась книга. То ли брал ее Николай для маскировки, то ли просто прихватил с собой.

Врач, как всегда, протер очки, наклонился над убитым, знаком подозвал двух милиционеров, чтобы помогли перевернуть тело…

Возле Голохова стоял немолодой майор, видимо, старший из прибывших на место работников ближайшего отделения милиции. Он докладывал:

— …хотел закурить — вот с двух сторон нашли. — Майор раскрыл ладонь, на которой лежали сигарета и зажигалка. — А тот, видимо, шел сзади, да как шел! Тише комара. Ну, лучшего места не найти. Сами видите — здесь подряд два фонаря не горят, темно, да и нет никого. Он остановился прикуривать, сгорбился, словно нарочно спину подставил. Ну тот и ударил. А силища у него, видать, как у быка, да опыт, наверное, есть — с первого удара. По лицу видно, — он указал на Николая, — сразу… Вот сейчас врач скажет.

Врач, подошедший к концу доклада, кивнул головой.

— Удар, товарищ подполковник, нанесен с чудовищной силой, — сказал он, — и исключительно точно: нож пробил широчайшую мышцу спины, прошел через межреберный промежуток и проник в сердце или легкое почти на всю длину. Это не обычный нож. Лезвие узкое, но очень твердое, типа стилета. Смерть наступила мгновенно.

Послышался вой сирены. Шурша шинами, у ограды остановилась машина “скорой помощи”. Как и перед этим милиционеры, санитары перепрыгнули через ограду и, на ходу расправляя носилки, направились к убитому. Их белые фигуры, словно привидения, странно выделялись на черном фоне кустов.

Николая осторожно, как будто боялись причинить ему боль, подняли, уложили на носилки.

Последний раз Владимир увидел на секунду мертвое лицо друга. Потом тело прикрыли простыней и понесли. Санитары, тяжело ступая по траве, удалились в сторону машины.

Все это время Владимир стоял с безучастным видом. Вокруг ходили люди, его даже кто-то нечаянно толкнул, слышались негромкие разговоры. Но он ничего не замечал, только смотрел на зажигалку. Он подарил ее Николаю в день его рождения, и тот ею очень дорожил. В тот день гости разошлись поздно, и Николай отправился ночевать к Владимиру, жившему недалеко от ресторана, где отмечалось торжество (Нина на этот вечер была поручена заботам соседки). Они долго разговаривали, лежа в “постелях” (Николай на диване — гостю почет, — а Владимир на полу).

Николай любил иногда мечтать о будущем. Делал это он, как обычно, в шутливой форме, давая волю своей неисчерпаемой фантазии.

— Ты понимаешь, Володь, что меня смущает, — гудел в темноте его озабоченный бас. — Пока мы лейтенанты, нам вместе служить не трудно — один отдел. Станем капитанами — куда ни шло; майорам тоже в одном Управлении место найдется. Но ведь лет через пять будем мы с тобой комиссарами первого ранга, и конец: меня, видимо, сделают министром охраны общественного порядка, тебя тоже — начальником горотдела на Чукотке: вместе двум таким чинам в одном городе место-то не найдется. А? Володь?

Но потом Николай заговорил серьезно: