Мир приключений, 1964 (№10)

Неправда, утверждали они, ни одна жизнь, отданная армией, воюющей за правое дело, не пропадает напрасно. В атаку поднимается батальон, окопы противника захватывает порой взвод. Но разве напрасно погибли те сотни бойцов, что начинали атаку и не дошли до цели? Пусть даже ни одна гуля солдата не настигла врага, наоборот, сам он пал, пронзенный вражеской пулей, — что ж, его смерть бессмысленна? Нет! Она пусть маленький, но тоже кирпич, из которого слагается общее здание победы. И тот, кто добрался до окопов врага, и тот, кто уснул вечным сном перед их брустверами, одинаково достойны восхищения. Потому что в большом, но обязательно благородном деле важен конечный результат, если, разумеется, достигается он благородными средствами. А добиваться с оружием в руках победы в правой войне одинаково благородно и для того, кто доживет до этой победы, и для того, кому это не суждено…

Спорили горячо, долго. Сейчас Владимир вспомнил этот спор. Что ж, они с Николаем были правы. Разве зря отдал сейчас Николай свою жизнь? Да, он не поймал Коростылева, он сам погиб от его ножа. Ну и что? Даже и так он победил. Победил потому, что то, за что он боролся, за что он отдал свою жизнь, восторжествует. Коростылева все равно поймают, пусть не Николай, пусть другие, но поймают, и, что главное, — рано или поздно поймают всех коростылевых. И, наверное, не один и даже не один десяток работников милиции отдадут ради этой цели свою жизнь. Но цель-то будет достигнута! И в этом будет их победа, в этом будет высокий смысл их гибели…

Так думал Владимир, пока машина мчалась сквозь дождливую мглу по блестевшему в свете фар шоссе…

Его по-прежнему немигающий взгляд был устремлен далеко, дальше этого стекла, что прометали “дворники”, подобно отсчитывающим время маятникам, дальше этого блестящего в свете фар шоссе.

…Он видел золотистый пляж в Химках, где они с Таней и Николаем любили купаться; лабораторию фотодела — предмета, почему-то трудней всего дающегося Николаю, — из которой он не уходил, пока не добивался, чтобы Владимир сказал: “Теперь правильно”.

Он видел его всегда веселого и доброго, а в тот день — беспомощного и растерянного. Николай метался по городу в поисках какого-то редкого лекарства, необходимого Нине (Владимир пробегал тогда с ним вместе полдня, но они все же разыскали это лекарство)…

А теперь все это в прошлом. Печально покидать прекрасные города, если знать, что никогда больше не доведется вернуться в них; грустно расставаться со школой, институтом. Сколько б ни было во время учебы забот, все же грустно, что навсегда покидаешь институтские стены; порой невыносимо тяжело разлучаться с любимой, но ведь встретишься вновь. А вот как быть, когда навсегда ушел лучший друг, часть твоей жизни? И ни смеха, ни голоса его больше не услышишь, не увидишь знакомых глаз, рук, рыжих волос…

На лбу у Владимира пролегла морщина. Она была еще не очень заметна на этом чистом юношеском лбу. Пройдут года, она сделается глубокой и нестираемой; будет Владимир седым заслуженным комиссаром, как мечтали они когда-то с Николаем. Много еще горьких и страшных минут предстоит ему в жизни — что ж, он сам выбрал опасный и трудный путь милиционера.

Но первая морщина пролегла в эту ночь. Еще неглубокая, еле заметная, она безвозвратно отделила юность от зрелости…

0 ЧАСОВ 55 МИНУТ

Машины свернули на боковую дорогу. На мгновение фары выхватили из темноты затейливый указатель: “К аэродрому”; плохо видные за пеленой дождя, в обе стороны убегали вдоль просеки красные аэродромные огни.

Еще один поворот, и машины (чтобы не привлекать внимания с промежутком в пять минут) остановились в стороне, на общей стоянке. В этот поздний час здание аэровокзала было пустынным. Лишь редкие пассажиры дремали в креслах, ожидая вызова на ночные самолеты. Газетные и парфюмерные киоски были закрыты. С поля раздавался рокот двигателей, то глухой, то нарастающий.

Прибывшие — все они были в штатском — поодиночке и не сразу вошли в здание аэропорта. Владимир отправился к дежурному аэродромной милиции.

Дежурный взволнованно сообщил, что как только последовал звонок из Москвы, были немедленно опрошены аэродромные кассиры. И действительно, кассирша Михеева вспомнила, что незадолго до этого к ней подходил человек, схожий по приметам с тем, которого ей описали, и взял билет на Ашхабад.

— На Ашхабад? — переспросил Владимир.

— На Ашхабад, точно помню, — закивала кассирша, — точно! У нас ведь редко берут, все больше в городе, в билетных кассах, а здесь те, что с пересадками. Так что народу мало — я запомнила.

— Этот? — Владимир показал Михеевой фотографию “Повара”.

— Этот, этот! — радостно подтвердила кассирша. — Этот самый. Я его еще запомнила — он, когда расплачивался, толстющую пачку вынул. Тыщи небось!