Мир приключений 1969 г.

Теперь он окончательно решил: будет работать следователем.

Он знал, что впереди еще немало сложных дел, разочарований и, может быть, даже ошибок. Но он знал и другое: здесь он на месте. Именно здесь он может принести людям наибольшую пользу.

Николай огляделся, увидел освещенный закатом солнца знакомый дом и подумал:

«Самое главное — никогда не останавливаться на полпути. Змея в доме — беспокойство людям. Змей не должно быть».

И вдруг ему захотелось увидеть Ряднова. Ему открыла дверь какая-то растрепанная, заспанная женщина, ойкнула и захлопнула калитку.

— Вам кого? — спросила она из-за забора.

— Мне бы Ряднова.

— Хватились! Он уж месяца три как здесь не живет.

— А где же он теперь?

— Не знаю. Уехали они с женой куда-то. Дом вот продали и уехали.

На минуту Николаю стало грустно. Вот столько думал о человеке, переживал за него, а он уехал — и все. Даже не попрощался. А потом подумал: «А что ему, Ряднову, собственно, Грошев и все другие, кто занимался его делом? Сразу не разобрались, не поняли этого сильного человека, настоящего солдата и в радости и в беде. Да и вообще о юристах и врачах люди вспоминают не часто... Нет, не часто... Только по нужде.

Ну и что ж? У каждого свое дело. И нужно делать его честно, по совести».

М. Емцев, Е. Парнов

СЕМЬ БАНОК КОФЕ

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ АНТИДЕТЕКТИВ

1

Трансатлантический лайнер «Святая Мария» готовился покинуть порт Белен. Это было великолепное судно. Водоизмещение 50000 тонн. Скорость 32 узла. Мощность главных механизмов 120000 л. с. Плавает под бразильским флагом. Приписано к порту Рио-де-Жанейро. И т. д.

2

Итак, лайнер «Святая Мария» готовился покинуть порт Белен. «Лайнер? — ворчал Альберт Иванов. — Это лайнер? Старая, довоенного выпуска галоша». Он пощупал бугристую поверхность влажного поручня. Многократные наслоения краски образовали подтеки и наплывы везде, куда доставали кисть и пульверизатор корабельных маляров.

Альберт собрался было презрительно ухмыльнуться, но сдержался. Он подумал, что улыбка будет неправильно понята проходящими мимо людьми. Посадка заканчивалась, прибыл, кажется, последний катер. Альберт, делая вид, что внимательно рассматривает порт, краем глаза косился на прибывших. Какая это была пестрая толпа! Богатые и бедные. С портфелями крокодиловой кожи, узлами, спиннингами, гитарами. Это не миллионеры. Это коммерсанты средней руки. Цвет кожи пассажиров различен, как цвет их чемоданов. От грубой темнокожих до атласной, светящейся кожи леди неизвестных наций и таинственных профессий. Идут, идут. Англичане, испанцы, индейцы, мулаты, янки. Словно копыта по мостовой, цокают ноги по сходням. И все туристы, коммивояжеры, дельцы, прочие личности в чем-то очень похожи. Их объединяет неистощимая готовность удивляться. Некоторая наивность на грани с глуповатостью. Они уверены, что все будет прекрасно. Это будет очаровательное путешествие. Их ожидают прелестные минуты, не правда ли? Все туристы мира уверены, что вселенная существует только для того, чтобы раскрыть им свои ласковые объятия и принять нужную позу для фотографирования.

Альберт сердито отвернулся. Лучше в последний раз поглядеть на порт. На желтую вечернюю воду, на тюки с кофе, связки бананов, горы кокосов и таинственные ящики с броской надписью: «Coixa para transporte de serpentes» [1].

Он спортсмен и ученый, наш Альберт Иванов, кандидат наук и мастер спорта. К тому же хорошо владеет английским языком, что весьма облегчило ему поездку на конгресс ботаников в Рио-де-Жанейро.

— Сколько у них парусников! — воскликнул Евгений Кулановский. Он стоял на борту «Святой Марии» рядом с Альбертом, рассматривая порт Белен и вступающих на палубу пассажиров.

Темнеющее зеркало залива разрезали узкие лодки с косыми бурыми парусами. Долго потом тянулся по воде острый, клином сходящийся след.

— Рыбацкая беднота. Мотора не на что купить, — ответил Альберт. Он еще тверже уперся ногами в палубу и еще резче выдвинул крутую грудь.

Мимо Кулановского проходили пассажиры, и их разноязыкий говор все еще волновал его, хотя он уже привык ко многому за месяц командировки и беспрестанных перелетов.

«Там, на берегу, — говорил себе Кулановский, — чужая, совсем особенная жизнь. За зелеными и малиновыми окнами скрылись местные красавицы, необыкновенные, удивительные женщины.

Я их больше никогда не увижу. Никогда. И они никогда не узнают, что я был здесь, стоял на палубе и тосковал о встречах».

Тихая печаль пришла к нему. Ему было чуточку жаль себя. Жаль несодеянного, несбывшегося.