Я внимательно глядел на Рюге. Нет, он не был моим двойником. Очевидно, вчера полковник решил меня ободрить. Впрочем, не все ли равно, похож или не похож. Если я встречу там хоть кого-то, кто хорошо знал его, он быстро поймет, что я не тот Рюге, который, скажем, сидел с ним на одной парте в гимназии. Вопросы мы задавали по очереди. Сначала пленный отвечал коротко, но потом осмелел, обвыкся и даже пытался шутить.
— Почему вас взяли в СС? — спросил Денисов.
— Я оказал рейху кое-какие услуги.
— О ваших услугах СС вы дадите нам подробный письменный отчет.
— Слушаюсь.
— Люди, принятые в СС, проходят особую проверку. Как вы объясните, что вас, фольксдойче, все-таки взяли туда?
— Простите, господин полковник, но вы ошибаетесь, я не фольксдойче, а рейхсдойче. Дело в том, что я родился в Германии, — с гордостью ответил Рюге, — я родился в Брауншвейге. Дядя доказал это по церковным книгам, моя мать была католичкой. Проверку я тоже прошел.
— Брали ли у вас отпечатки пальцев? — Не помню.
— Я спрашиваю: брали ли у вас отпечатки пальцев?
— Нет, я всего два месяца как в армии.
— Откуда же лейтенантское звание?
— Я имею высшее образование и, кроме того, знаю латышский и русский языки.
— Насколько мне известно, за это в чине не повышают.
— Возможно, мне зачли… — Рюге замялся.
— Вашу работу в гестапо?
— Да.
Допрос длился более трех часов, а после, наскоро перекусив, я отправился к преподавателю латышского языка, который я изучал недели две.
…Перед моей заброской в тыл врага провожал меня на аэродром полковник Денисов.
— Запомни, — твердил он, дымя папиросой, — справка из госпиталя, та, что у тебя, сделана отменно, но она — липа. На явке в Харькове получишь настоящую.
— Самую что ни на есть настоящую? — попытался пошутить я.
— Не валяй дурака, — строго посмотрел на меня Денисов, — запись в фастовском госпитале будет подлинная, человек из-за этого жизнью рисковал, — тихо добавил он.
— Простите, Сергей Михайлович, — виновато сказал я.
— Ничего, ничего… Неужели ты думаешь, что я такой уж выживший из ума олух? Если справка будет без записи в госпитальной книге, ты же завалишься на первой проверке. А проверять тебя, Яша, будут много, ох как много!.. — выдохнул он. — Помни все, о чем мы говорили, все, чему я тебя учил.
— Палдиес!
— Что? — переспросил меня Денисов. — Ах, палдиес — спасибо! Я по-латышски, пожалуй, только это и знаю.
Ветер гнал по полю аэродрома колючую снежную крупу. Мы обнялись. Сергей Михайлович неловко чмокнул меня в тщательно выбритую щеку.
— Ну, Тимофеевич, с богом!
Самолет, набирая скорость, понесся по взлетной полосе. Вот так я и стал разведчиком…
—
— В январе 1943 года абвер направил меня в Солоницы отбирать учеников в разведшколу. Я сообщил в Центр и получил задание по выяснению перемещений дивизий вермахта с западного направления в группировку “Дон”. Маленький городок Солоницы стал во время войны крупной узловой станцией. До поры до времени на этом участке все складывалось благополучно, но в самый нужный момент из Центра в подпольный обком пришли тревожные сигналы. Данные, поступавшие из Солониц, проверенные по другим каналам, оказались тонко состряпанной дезинформацией. Кроме того, из подпольного обкома через связного сообщали, что хорошо продуманная и тщательно подготовленная операция по уничтожению паровозного депо провалилась. Я решил выехать в областной центр и на месте во всем разобраться. Командировка не представляла большой трудности, так как вблизи от города находился большой лагерь военнопленных, где я бывал уже несколько раз, вербуя учеников в разведшколу Шварцвальда. Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Как вы знаете, между гестапо и абвером шла глухая и непрекращающаяся вражда, окончившаяся в конце концов поражением Канариса.
Гестапо тщательно собирало компрометирующие материалы о сотрудниках абвера, и поэтому я был особенно удивлен, узнав на допросах подлинного Германа Рюге, что он, помимо прямой работы на абвер, является еще и агентом гестапо. Только этим обстоятельством я объясняю те доверительные отношения, которые сложились у меня с майором Кригером. В тот памятный январь сорок третьего из разговоров с Кригером я понял, что дезинформация о солоницком железнодорожном узле дело его рук. Расспросить его подробнее, как ему удалось внедрить в подпольную организацию своего человека, я не решался, чтобы не вызвать у майора подозрений. Кригер был опытным контрразведчиком, и любой неосторожный вопрос мог его насторожить.