Мир приключений, 1975 (№20)

“Надо будет обязательно использовать его недоумение, — мелькает мысль, — потом, когда дело дойдет до соучастника”.

Рядом с отобранными вещами порядком потертый коричневый портфель. Он широко распахнут, будто примеривается проглотить все лежащее на столе. Рат извлекает из него короткий ломик, связку отмычек и тонкие резиновые перчатки, в которых работают обычно хирурги.

— Па-ра-зит, — на этот раз внятно произносит старуха.

— Хватит ругаться, мамаша, — просит Рат, — вы лучше смотрите и запоминайте. Портфель твой? — обращается он к “паразиту”.

— Мой.

Шок кончился, удивление сменилось безразличием. Гражданин, видно, с основательным стажем, и вся предстоящая процедура уже не вызывает в нем особых эмоций.

Рат обыскивает его. В карманах замусоленная трешка, штук пять картонных удостоверений и чистый, заглаженный конвертиком носовой платок. Зато из двух брючных “пистончиков” (“По спецзаказу шил”, — смеется Рат) он извлекает измятые денежные купюры самого разного достоинства и облигации трехпроцентного займа.

— Ишь нахватал, бесстыдник, — не удерживается старуха, — а вам, — она обращается преимущественно к Гурину, потому что он в форме, — честные люди спасибо скажут!

Рат садится за протокол задержания, а я иду осматривать дверь. Придется описывать место происшествия, но сегодня, когда виновник рядом, процедура эта меня не угнетает.

Между тем Гурину всерьез понравилось “представлять и олицетворять”. Он завел со старушкой оживленную беседу. Я занялся поврежденными замками, и, когда опять прислушался, он с увлечением объяснял, каким образом нам удалось задержать преступника, и настоятельно рекомендовал старушке полезный опыт Рзакулиевых. Я рванулся было в комнату, но тут же понял: поздно. Абсурдность ситуации заключалась в том, что Гурин в данном случае добросовестно выполнял указание о проведении среди населения широкой разъяснительной работы по оборудованию квартир охранной сигнализацией. Указание совершенно правильное, но, к сожалению, практически невозможно составить перечень случаев, на которые приказы и указания не распространяются.

— Ну, родной, сообщай свои фамилии, только сразу договоримся, не фантазировать, все равно проверим. Да ты садись!..

Настроение у Рата майское, даже про еду забыл.

— А чего ж скрывать, раз попался? Все равно пятерку дадут.

— Пять годов?! — Старушка опять всплескивает руками, но теперь ею движет жалость.

— Да вы, мамаша, не волнуйтесь, ему не впервые пятерку получать, небось давно по этой линии в “отличниках” ходит.

Засмеялись все, даже “отличник”, только старушечье лицо по-прежнему выражало сострадание.

Люди остаются людьми. Сколько раз на моих глазах они готовы были разорвать преступника в клочья, а через пять минут с ними происходила такая же метаморфоза. Наверно, так и должно быть. Без этого парадокса просто немыслимы Человек и Человечность.

— …Мамонов Николай Петрович, Плужкин Анатолий Сергеевич, Варенцов Петр Михайлович, Варенцов Михаил Михайлович, — продолжал перечислять он.

А женщина все причитала:

— Горемыка, горемыка, без роду, без племени…

— Настоящая, как и возраст?

— Настоящих две: Мамонов по отцу, Плужкин по матери. Тридцать семь под праздники стукнуло. Судимостей три, все за кражи.

— Государственные были?

— Зачем? Выше пятерки никогда не поднимался.

— Слесарь-железнодорожник, моторист речного флота, наладчик, рабочий виноградарского совхоза…

Это Гурин быстро просматривает картонные удостоверения, и тут Кямиль, солидно молчавший до сих пор, вскакивает со стула:

— Вай, какой лодырь! Умел столько работа, пошел воровать. Вай, какой дурак!

— И все-то это чужое, — с каким-то скорбным упреком говорит старуха, — сам-то что умеешь в свои тридцать семь?

“А выглядит он гораздо старше, лет десять лишних по тюрьмам набрал, — опять отвлекаюсь я от протокола. — И что за чепуха все эти ложки, серьги да отрезы в сравнении с украденным у самого себя? Во имя чего крадет? Чтобы не работать? Но разве “солидно” подготовить кражу легко? Разве это не требует затрат энергии? Откуда же берутся вот такие человечьи “перекати-поле” в стране, где нет безработицы?”

Я не спросил, откуда он взялся.

— Сколько краж вы совершили у нас в гостях?

— Не считал, гражданин следователь.

— Я не следователь, а считать все равно придется.

Мамонов задумался, потом, ухмыльнувшись, сказал:

— Сколько есть — все мои. Я всегда признаюсь. Зачем зря время отнимать, вам других ловить надо…

— Ну, ну, помалкивай, — обрывает его Рат, — видел таких сознательных.

Когда формальности закончены, возникает проблема открытых дверей.

— Кто испортил, тот пусть и чинит, — шутя предлагаю я, но Мамонов принимает это всерьез. За несколько минут без каких бы то ни было инструментов он приводит замки в порядок.

— И зачем только эти руки тебе достались?

Неподдельная горечь в словах старушки на несколько секунд меняет выражение мамоновского лица. Бог знает из какого душевного запасника вырывается наружу что-то необъяснимо детское.