Мир приключений 1975 г.

— Обыкновенная история. Он из дальнего космического отряда. Вылез на какой-то астероид, попал под облучение, теперь вот оттаивает в нашем Заполярье.

— Такие сверхбдительны и суперосторожны.

— Когда клюнет тебя как следует, невольно подумаешь о других.

Разговор распадался и снова сливался, за ним стояло ожидание любимой работы для одних и встреч с любимыми для других, потому он казался неровным, взволнованным.

Пурга за куполом балка набирала силу. Сменяемые изредка посматривали вверх, на вспыхивающие огоньками бело-розовые космы, и незаметно для себя вздыхали.

Сменяющие стали беспокоиться — если пурга разыграется, то вертолеты могут задержаться на вполне законных основаниях.

Внезапно по цветущему саду прошел холод, и все оглянулись. Холод вырвался из парадной, точнее, грузовой двери-ворот, которая открывалась лишь летом или в те редкие минуты, когда внутрь балка нужно было протащить нечто громоздкое, объемное.

Оттуда, из-за вечно плодоносящих зарослей черной смородины, показался психоаналитик Эн Роу — как всегда, изысканно-изящный, чуть ироничный и печальный. За ним шел высокий седой человек — красивый мужественной, открытой красотой: голубые ясные глаза, слегка вьющиеся волосы, тяжеловатый подбородок и твердые, хорошего рисунка губы, в уголках которых жила улыбка, приветливая и добрая. И в то же время и в его лице и в плотной широкоплечей фигуре угадывались настороженность, некоторая скованность, словно у человека, неуверенного в том, что его встретят хорошо, поймут и примут.

— Роу, ты не один? — спросил Альварес.

— Как видишь. Знакомьтесь — наш новый запасной. Джулио, или Джек Петров.

Запасной молча пошел от кресла к креслу, твердо пожимал протянутые руки и, когда вслушивался в имена, смотрел прямо в глаза представлявшемуся. Позднее все отметили, что выдержать этот взгляд оказалось нелегко. В нем сочетались интерес, доброжелательство и в то же время настороженность, какая-то скрытность. Но в целом эта привычка смотреть прямо в глаза во время знакомства мужчинам понравилась — они были крепкими ребятами и понимали толк в себе подобных.

— Остальных сегодня не ждите, — сообщил Роу. — Сато оказался верным себе и машин не выпускает.

— А как же ты?

— Видишь ли… Я догонял, потому прилетел на резервной машине и решил рискнуть.

— И Сато выпустил?

— Он шипел на тридцати двух известных и стольких же неизвестных нам языках, но я сделал вид, что не понимаю его…

— Лететь трудно?

— Не скажу… Делал, как учили, — взлетел вертикально, до стратосферы, а потом пошел отвесно, на ваш маячок…

— Да, ты ведь неудавшийся космонавт…

— Почему неудавшийся? Скорее, разочаровавшийся.

— Новостей нет?

— Бригадир просил передать извинения и тысячу соболезнований. Советовал сразу размяться.

— Разбавлять смену?

— Именно. Кстати, сразу введем в курс Джулио. Он рвется на буровую. Как дела у вас?

— Вступили в седьмую тысячу. Обсадные трубы есть, раствор запасен. Будем надеяться, что скважина задышит в вашу смену.

— Есть надежда?

— Если судить по структуре пластов — вполне вероятно. Все замолкли, потому что вошел бригадир Жак Брауде.

Он увидел Роу и резко спросил:

— Все прилетели?

— Нет, только нас двое. Остальных не пустил Сато. Знакомьтесь — наш новый запасной.

Петров протянул руку. Пожимая ее, бригадир назвался. Взгляд Петрова — прямой, настороженный — радостно вспыхнул.

— Петро… Джулио, — промямлил он, тиская руку Броуде. — Вы… вы тот Броуде?

— Что это значит — тот?

— Ну, который… художник?

— Да. И вам это не нравится?

— Прекрасное не может не нравиться. Но я жду от вас большего.

— Не понимаю, — выпрямился, словно готовясь к схватке, Жак.

— Я вижу иные пути…

— Когда кто-то что-то сделает впервые, следующие за ним видят совсем иные пути. Видят! Но не всегда идут по ним. Предпочитают подталкивать других. Чаще всего того, первого…

— Нет. Я мыслю иначе.

— Как?

— Когда кто-то сделал нечто новое, всегда появятся люди, которые увидят в новом интересные возможности. И тому, первому, совсем не обязательно менять свой путь. Но не обязательно и зачеркивать пути других. Но в данном случае мне кажется, что на вашем пути есть неиспользованные возможности.

— Вы художник?

— Я? — смутился Джулио.

Буровики переглянулись: Броуде дает волю своему несносному характеру. Кто человек по своей сегодняшней специальности — не имеет никакого значения. И если тебе не хочется слушать его возражений или пожеланий, скажи об этом или уклонись от разговора. Но не доверять компетенции человека, его искренности — нетактично. Пусть сегодня он не художник. Но, возможно, он как раз на пути к этому. Зачем же унижать его?

— Я? — повторил Джулио и неуверенно пожал плечами. — Вероятнее всего — нет.

— Так почему же…

— Потому что мне нравится ваше творчество и я вижу в нем неиспользованные возможности.

— Странно, вы не художник, а видите дальше и глубже художника. — Броуде разозлился всерьез.

— Что же в этом удивительного? Ведь вы, надеюсь, рисуете не для себя, а для людей?

— Разумеется, — буркнул Жак.