Мир приключений 1978 г.

Володя смущенно зашарил по столу, отыскивая вилку. Третий раз ему бросили упрек в том, что он судит о людях без достаточных оснований. Первым был Фома, вторым — босс Юра. И вот теперь Саша. Как сговорились! Но раз уж его загнали в угол, он не будет с ними валандаться.

Володя привстал и нагнулся к примитивисту:

— Где картина? Вернули Фомину?

Сашино лицо прояснилось.

— Ах, вот оно что… Ты так и не понял. А я-то думал, что ты разбираешься. Это же был не оригинал, а тоже копия. Я написал две копии. Плохую повесим в кафе, а ту, что получше… — Саша неопределенно пожал плечами.

— Куда же ту, что получше? Собирались тайком подменить ею оригинал?

— Опять ты торопишься! — огорчился Саша. — У тебя непомерно развито воображение, но житейская сообразительность стоит на нуле. Ты неглуп, талантлив, но наверх ты не пробьешься. Так и застрянешь в глубинке.

— Ну и пускай застряну! — отрезал Володя. — Тебе же самому так нравится моя жизнь! — Он передразнил со злостью: — Моя сирень и мой ветхий кров! Но ты-то сам чем выбился из своей глубинки? И для чего выбился? Чтобы халтурить и подделывать картины?

Саша помотал головой:

— Если бы это была подделка, на ней оказались бы подделанными и подпись художника, и следы времени. А я писал обыкновенную копию, которая будет висеть в кафе. Но, понимаешь, Юра ее забраковал.

— Да ее забракует любой, даже ничего не смыслящий в живописи! — уничтожающе бросил Володя.

— И опять торопишься. — Саша глядел с жалостью. — Юра забраковал ту, которая лучше. Он сказал, что я перестарался, что я нарушаю современный стиль кафе. Ну, я и написал, как ему надо.

Володя понял, что Саша не врет. В конце концов, босс мог не посвятить Сашу в свои преступные замыслы. Сообщник босса — черный Толя, рабочая лошадка.

Володя встал из-за стола:

— Не беспокойся, посуду помою я сам. А ты иди, тебя ждут твои коллеги.

Но от Саши не так-то легко было отделаться. Он проявлял к Володе родственную нежность.

Из дома они вышли вместе. По дороге в музей Саша рассказывал про свою неустроенную жизнь.

— Я слабый, я не умею толкаться, а в наше время нет купцов-меценатов, которые лезут в карман и вынимают пачку денег на поездку в Италию. В наше время надо жить трудом. Но никто тебе не доверит сразу расписывать дворец. Один мой однокурсник подрядился расписывать церковь под Москвой, хотя он не верит в бога, он вообще ни во что не верит, кроме денег. А я за что только не хватался. Одно время заголовочки рисовал в «Пионерской правде». Теперь вот работаю у Юры. Трактирная живопись, какой бы скверной она ни была, несет наименьший вред людям. Знаешь, сколько таких вот, как я, малюют по разным градам и весям, расписывают кафе под названиями «Романтики» и «Гвоздики» в стиле духанов Пиросмани…

— Что ж, ты так и собираешься всю жизнь заниматься трактирной живописью? — сочувственно спросил Володя.

— Денег, которые я заработаю у вас в Путятине, мне хватит на год. — Саша понизил голос: — Знаешь, я кое-что задумал. Я, конечно, не гений. Если бы я был гением, я бы не пошел на халтуру, я бы предпочел честно и благородно умереть в нужде.

Рассказ Саши вызвал у Володи искреннее сочувствие. И сразу же явились тревожные мысли о Таньке. Оказывается, художника диплом не кормит. Как мог Володя об этом раньше не подумать! Вот и попробуй писать шедевры! Конечно, гению ничто не страшно. Только ведь Танька не гений. Уж пусть бы скромненько поступала в педагогический.

Володя прекрасно понимал, насколько он сам виноват в том, что Танька возмечтала стать художницей. Он и его бесконечные разговоры о Пушкове. Гением Пушков, допустим, не был. Про таких художников принято говорить: незаурядный талант. Как будто бывают и заурядные таланты. Или говорят: большое, яркое дарование. На халтуру Пушков никогда не разменивался. Однако в конторских книгах Кубрина Володя нашел записи, свидетельствующие, что художник перебрал у фабриканта немалые суммы — взаймы. Положение должника его, конечно, мучило. И вот, не видя иного выхода, он соглашается несколько раз выполнить узор для знаменитых кубринских ситцев.

В те годы, как вычитал Володя в старых номерах «Биржевых ведомостей», хранящихся в музее, ситцы фабрики Кубрина вышли на первое место в российской торговле со Средней Азией, откуда приходили в Путятин тугие кипы хлопка. Кубрин вытеснил бы всех конкурентов с рынков русского Востока, но помешала революция.

Перелистывая в музейной кладовой альбомы с образцами кубринских ситцев, Володя не раз пытался угадать те шесть узоров Вячеслава Павловича Пушкова, за которые с художником расплатились в конторе. Володя пробовал заинтересовать альбомами Веру Брониславовну, но она даже не пожелала взглянуть — так ненавидела все связанное с Кубриным и его дочерью.

Впрочем, чем она могла бы помочь? Жены художников далеко не всегда разбираются в искусстве. Но вот Саша… Саша бы мог!