Мир приключений, 1987 (№30)

А я остаюсь стоять, будто меня прибили к полу гвоздями. Вот это номер! Вот тебе и Джон-маленький, вот тебе и предусмотрительный Высокий чин, вот тебе и высокопрофессиональный О’Нил, вот тебе и шляпа Леруа!

Что делать? Ведь этот мальчишка наверняка сделает то, что говорит. Можете не сомневаться. И не ради карьеры, хотя и рассчитывает, что его похвалят; он просто считает, что выполняет свой святой полицейский долг. Ему и в голову не придет, что, начиная с нас, жертв этого правдолюбца, и кончая шефом департамента, все будут его проклинать! За то, что уронил честь полиции, съел двух образцовых полицейских, дал пищу газетам и крикунам (и “подрывным элементам”, конечно, обязательно скажет наш начальник)… А ради чего? Ради выяснения, кто же убил какого-то, никому не нужного болтуна, борца за чьи-то (не наши, во всяком случае) интересы и свободы! Ну? Что с таким, как этот Джон-маленький, прикажете делать, я вас спрашиваю? Он заслуживает, чтобы его самого в то болото… А?.. Что я сказал?..

Я задумываюсь. Иду к О’Нилу и передаю наш разговор с Джоном-маленьким. Но он совершенно спокоен. Я его уже изучил. Таким он бывает, когда обдумывает акцию.

— Говоришь, послезавтра поедет? — спрашивает. — Значит, у нас день… Маловато.

Он отправляется звонить Высокому чину и возвращается озабоченный.

Выясняется, что тот страшно переполошился. “Как? Предатель среди своих!” И не просто предатель, классный профессионал. А главное, идеалист. Дурак, который верит в то, что полиция существует, чтобы ловить любых преступников. И не понимает, что есть персоны, которые не могут быть преступниками. Что бы они ни делали, они всегда правы. И, наоборот, есть такие, кого следует считать преступниками, независимо от того, совершил он преступление или нет… Словом, Высокий чин в панике.

Двух решений быть не может. Вечером мы тщательно разрабатываем план. “Мы”! Как всегда это делает Высокий чин. Мастер он на эти дела. Если б такой стал главарем банды, ох и наделали бы они дел! Весь план основывается на психологии. Ставка на характер Джона-маленького.

Перед концом рабочего дня (который выдался на редкость спокойным) О’Нил подходит к Джону-маленькому и, глядя ему прямо в глаза, говорит:

— Мне Джон-большой все рассказал. Сейчас не хочу объясняться. Потом потолкуем. Клянусь, — он поднимает руку с прижатыми пальцами, так клянутся свидетели перед судом, — что мы ни при чем. И мне здорово интересно, как ты шел по следу. Я готов пройти весь этот путь и доказать тебе, что ты на каждом углу ошибался. Зла не таю. Поставишь бутылку коньяка и извинишься вот при нем, — он кивает в мою сторону. — И забудем об этом.

— Я прав, — говорит Джон-маленький, но мне чудится в его голосе еле уловимое сомнение.

— Если окажешься прав, пойду с тобой вместе к начальнику, уйду из полиции, повешусь, что хочешь. Я-то знаю, что ты не прав.

Таких длинных речей от О’Нила никто никогда не слышал. Но актер он первоклассный. В его тоне столько непоколебимой уверенности, что если б он утверждал, что дважды два пять, я поверил бы.

Разговор длится еще некоторое время и заканчивается тем, что мы уславливаемся: завтра после оперативки Джон-маленький ведет нас по следу.

Я потом долго думал, почему он согласился? Он ведь не дурак, а главное, уже присмотрелся к нам, к О’Нилу, в первую очередь, понимал ведь, с кем имеет дело. Думаю, что подвел его неистребимый идеализм, фанатичная вера в честность полиции. Он не хотел верить, что полицейские могут быть преступниками. Просто не мог в это поверить!

Честное слово, если б он убедился, что ошибся, что мы ни в чем не виноваты, он был бы счастлив. Уверен.

На следующий день после утренней оперативки садимся все втроем в машину О’Нила и едем к нему домой.

У О’Нила на лице выражение оскорбленного достоинства, Джон-маленький в напряжении, я усмехаюсь — играем, мол, в детские игры, убеждаем неразумного малыша, что не мы украли его совочек.

В гараже стоит мотоцикл О’Нила. Тот ничего не изменил. Джон с торжеством указывает на номер.

О’Нил смотрит на него с жалостью.

— Не хотел об этом никому рассказывать, чтобы лишней болтовни не было, — говорит он и показывает Джону-маленькому копию своего официально зарегистрированного заявления в полицию об угоне мотоцикла (штамп о регистрации, помеченный задним числом, нам раздобыл, конечно, Высокий чин). — Кому надо, тот знает; мы потом поедем к следователю, который ведет дело, — степенно говорит О’Нил, — он подтвердит, что ему я сразу рассказал, что моим мотоциклом воспользовались.

Я чувствую, что Джон-маленький начинает колебаться.

— Теперь, — говорю я, — поехали на место происшествия.

(Зачем? Будь Джон-маленький похитрей, он бы задал себе тот же вопрос, но он немного растерялся.)

Приезжаем на шоссе, потом едем по проселку.

— Где твое болото? — спрашивает О’Нил.

— Сто метров дальше, около рощи, — отвечает Джон-маленький.

Подъезжаем.

О’Нил спокойно вынимает из машины складной багор.

— Давай пощупаем, — предлагает он.