Мир приключений 1988 г.

— Вот видишь! Ты все равно уже нарушил свои правила, значит, нам теперь все можно.

Двойник засомневался. Покачавшись в воздухе, он безнадежно махнул рукой и, не заботясь больше о необходимости копировать движения Карена, уселся рядом с ним на постели.

— Не понимаю, почему я вдруг стал таким сговорчивым? — сказал он и грустно вздохнул. — Ну, так что тебе от меня надо?

— То-то же, — обрадовался Карен. — Хочу в прошлое!

И почти сразу увидел округлые сопки, покрытые желтыми тюльпанами, и синее-пресинее море, будто небо, расстеленное на земле. Карен ощутил себя идущим вдоль причала, мимо лениво покачивающихся баркасов. С баркасов только что сгрузили привезенный улов, и мужчины за длинными, прямо у причала установленными столами тут же разделывали рыбу. На них широкие клеенчатые передники, а в руках поблескивали ножи, которыми они ловко орудовали. За работой следил высокий широкогрудый человек. Одновременно он вел беседу с группой людей, увешанных киноаппаратурой.

Внимание Карена привлекла девочка с длинными тугими косичками, вертевшаяся у одного из столов. Она с любопытством смотрела, как рыбак погрузил во вспоротое брюхо большой акулы руку, вытащил пригоршню живых акулят с желтыми круглыми мешочками у рта.

— Дайте мне одного! Дайте! — потребовала девочка с косичками, зная наперед, что собирается сделать рыбак.

Он подставил ей ладонь — она выбрала акуленка, и они вместе подошли к краю причала. Размахнувшись, рыбак выбросил акулят в воду.

— Пускай живут, — сказал он, возвращаясь на место. — Вырастут и станут такими же, как эта. — Рыбак снова принялся за работу.

Девочка выпустила своего акуленка и подбежала к высокому мужчине:

— Папа, почему у акулы в животе не икра, как у других, а акулята?

— Потому что она живородящая.

— А почему акулят кидают в море?

— Чтобы море не оскудело и равновесие не нарушилось.

Карен подошел совсем близко к девочке и ее отцу, с интересом прислушиваясь к их разговору. Но они даже не обратили на него внимания.

Тут причалил еще один баркас, и с него сбросили что-то большое и странное. Это что-то, тяжело шлепнувшись на серые доски причала, распласталось широким ковром, поблескивая в лучах солнца.

Девочка с косичками первая заметила диковинного морского гостя и с разбегу прыгнула на лакированный упругий «ковер». Рыбаки дружно ахнули и, побросав свою работу, бросились к ней. Девочка вскрикнула, взмахнула руками, поскользнулась и упала на спину морского гостя. Один из рыбаков подхватил ее на руки. Ее босая нога была вся в крови. Подоспевший отец от души влепил дочери затрещину.

— Не будешь совать нос куда не следует, — пробурчал он, — да еще перед посторонними. Чтобы я тебя тут больше не видел. Крутишься у всех под ногами, мешаешь людям работать. — И, обратившись к рыбаку, продолжавшему держать девочку на руках, сказал: — Отнеси ее домой, пусть мать рану промоет, перевяжет. Мне сейчас отлучаться нельзя.

Девочка не плакала. Она только хмурилась, кусала губы и старалась не смотреть в сторону отца, пока ее не унесли к особняком стоящей хижине.

— Ишь какая, с характером… Зачем ты мне ее показал? — обратился Карен к двойнику.

— А ты не догадываешься? Это же твоя мать.

Карен открыл глаза — темно, только слабо белеет потолок. Нащупал выключатель… зажмурился. Глаза привыкли к свету — в комнате никого. Снова лег, зевнул. Подумал, засыпая: «Какой странный сон. Вот бы досмотреть его».

Утром за завтраком, поворчав на омлет, который он почему-то разлюбил, Карен сказал:

— Мам, а я тебя во сне видел.

Мать отставила с электроплиты не успевший закипеть кофе и присела к столу.

— Ну? Расскажи.

— Ты была маленькой. Такой, как я сейчас. Может, поменьше. У тебя были косы. Длинные. А вокруг так красиво — темные сопки и синее море… Ярко светило солнце… Живых акулят выбрасывали в море. А ты около своего отца бегала по причалу…

— Так это ж на Сахалине! — воскликнула мать. — Наверное, я рассказывала тебе про свое детство, когда ты был совсем маленьким. Тебе запомнилось, и ты увидел это во сне.

Карен не помнил, чтобы мама рассказывала ему про Сахалин, но на всякий случай попросил:

— Расскажи еще раз.

— Съешь омлет, расскажу, — заявила она и, воспользовавшись случаем, пододвинула сыну тарелку.

Он нехотя взялся за вилку.

— Было это… ой, давно было! — махнула она рукой. — Твой дедушка, мой отец — инженер по рыбной промышленности. Жили мы в Москве, но в тот год его послали на Сахалин, возглавить рыбные промыслы. Он взял с собой и нас с мамой. Все-то мне было там в диковинку — и тюльпаны на сопках, и сами сопки, и японские хижины с раздвижными дверями, и типичные для тех мест бесхвостые кошки, и даже огромные черные крысы на свалке. Но больше всего меня притягивало Японское море, удивительная прозрачность его глубин. Я забиралась на самый конец мола и подолгу смотрела в воду. Метровые крабы, морские звезды, осьминоги… чего там только не было. Я каждый день бегала к отцу на работу…

— А дедушка сердился на тебя и однажды дал тебе затрещину, — вставил Карен.

Мать застыла с открытым на полуслове ртом.